См. ранее на Когита.ру:

- 53 года в России и уже 8000 дней в Америке

- 53 года в России и уже 8000 дней в Америке. Продолжение 1

- 53 года в России и уже 8000 дней в Америке. Продолжение 2

 ** 

Докторов Б.З. Моя жизнь: 53 года в России и уже 8000 дней в Америке. М.: ЦСПиМ, 2016. – 91 с. URL: http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=456

 (Окончание)

<…>

Е. Рождественская: По ходу рассказа ты многое приоткрыл в своей работе, и все же, какие общие принципы составляют методологию твоего проекта?

Б. Докторов: Если, Лена, тебе хотелось бы увидеть некую пирамиду, иерархию положений, образующих методологию моего историко-социологического поиска, то, сознаюсь, я не готов к такой конструктивистике. Нечто подобное – иерархия, или древо теоретических положений, допущений могло бы возникнуть, если бы все развивалось по логике, скажем, учебника В.А. Ядова или других книг по методологии и организации социологического исследования, если бы, скажем, мне приходилось координировать деятельность большого коллектива, если бы необходимо было получать одобрение какой-либо институции или запрашивать финансирование. Тогда была бы программа НИР, набор целей и подцелей, правила сбора и анализа информации. Но ничего это не было и нет, работаю я один, ни в какую институцию не вхожу, денег не получаю и не отчитываюсь за них, все развивается, можно сказать, стихийно, а можно, и предпочтительнее, - «естественным образом». Похоже, одна из особенностей моего проекта, это его коллективность, базирующаяся на добровольном участии в нем очень большого числа людей. Ни в одном из известных мне социологических проектов не принимало участие такое большое число специалистов.

Прежде всего, я имею право утверждать, что все мои около 140 собеседников – участники и соавторы проекта. Среди них: свыше 70 докторов наук (в том числе: три академика - М.К. Горшков, Т.И. Заславская и Г.В. Осипов и два члена-корреспондента РАН - Н.И.Лапин и Ж.Т. Тощенко), без малого 50 кандидатов наук и 17 опытных и молодых социологов без степени. Среди моих добровольных консультантов – эксперты, советы которых были бы ценными для любого исследования: А.Н. Алексеев, Г.Е. Зборовский, А.Г. Здравомыслов, Л.А. Козлова, И.С. Кон, Б.Ф. Фирсов, Ф.Э. Шереги, В.Э. Шляпентох, В.А. Ядов. К тому же практика показала, что при необходимости я могу надеяться на получение совета, помощи от каждого из моих собеседников. Уже более 11 лет я публикую в каждом из шести ежегодных выпусков журнала «Телескоп» два листа материалов по истории российской социологии; это интервью, а также методологические статьи. Все это стало возможным, благодаря неоценимой поддержке редактора издания – М.Е. Илле. Здесь же надо сказать об огромной помощи в распространении получаемой информации Ф.Э. Шереги, именно на сайте его Центра социального прогнозирования и маркетинга расположены все мои электронные издания.

Скажи, Лена, тебе известны примеры подобного масштаба кооперации российских социологов в рамках одного, тем более – внеинституционального научного проекта? Причем, не кратковременного, но продолжающегося свыше десятилетия.

Пожалуй, нет.

Чем я могу объяснить описанное? Наверное, начинающимся осознанием нашим сообществом ценности, значимости освоения своего прошлого. Но отчасти такое количество со-авторов моего исследования я хотел бы связать с одним из моих ключевых методологических положений: историю должно писать само социологическое сообщество, она должна быть многолюдной и у нее должно быть много авторов. Это базовое положение было сформулировано в 2007 году. Почти 140 интервью – это уже немалое число соавторов. Но практически каждый из моих собеседников рассказал о его живых и умерших учителях, наставниках, коллегах. А это уже – приближающееся к тысяче количество человек, участвовавших в создании нашей науки.

В методолого-биографической беседе с В.А. Ядовым, состоявшейся в 2007 году и опубликованной под названием: «Работа над биографиями – это общение с моими героями» [34] я обозначил тот факт, что интервью в моем исследовании следует строить не на платформе - «респондент-интервьюер», а трактовать его как форму общения между коллегами и строить его с учетом ряда обстоятельств. При всей простоте этого принципа, следование ему не только позволило – с учетом иных обстоятельств – получить огромный массив информации, но давало возможность для обеспечения комфортной среды, дружественной атмосферы в процессе беседы. Мне многие писали о трудностях «выхода» из режима интервью, знаю это и по себе.

К 2007 году созрел и общий замысел, общее двунаправленное движение в изучении истории социологии; они были названы: история в биографиях и биографии в истории.

История в биографиях – это то, какими в воспоминаниях и рассказах социологов представляется прошлое и настоящее российской социологии. Другими словами, это то, что можно узнать о становлении и развитии социологии из рассказов очевидцев: какие события профессионального плана они вспоминают, как они их оценивают, каким образом они сегодня, по прошествии десятилетий, видят те события и процессы. Постепенно, из анализа жизненных путей представителей разных поколений социологов прояснилось, что и пути вхождения ученых в социологию (т.е. биографическое) – это часть истории самой социологии, ибо они определяются не только обстоятельствами жизни человека, но и степенью развитости социологии как института.

Встречное, сопряженное направление изучения полученных интервью – биографии в истории. Это анализ того, как (большая) история страны отражена, представлена в биографиях социологов, какие социально-политические и иные реалии определяли их жизнь, что формировало их гражданские установки и профессиональные воззрения.

Если записать рядом «история в биографиях» и «биографии в истории», то легко заметить, что синтез двух этих направлений в принципе дает возможность решить главную задачу настоящего исследования: через биографии социологов погрузить историю социологии в историю страны. Таким образом, с одной стороны, описание становления и развития науки оказывается соотнесенным с «большой историей», прежде всего – с особенностями политики, идеологии, образования, а с другой – оно (описание) несет в себе субъективное, пережитое людьми. При этом, в фокусе этого исследования оказывается биография, а точнее – человек. Потому создаваемую мною историю российской социологии я называю человекоцентричной.

Важным элементом методологии моих интервью и особенно – анализа жизненной траектории людей является представление о предбиографии, биографии и постбиографии человека. Предбиография – это история семьи человека, это то, чем он наделяется самим фактом своего рождения. Все происходящее с ним от рождения до смерти составляет его биографию. И после этого – постбиография, она может быть и очень короткой, и бесконечно долгой. Вместе они образуют судьбу человека, – к такой точке зрения меня подвели публикации Ю.М. Беспаловой – которая и становится объектом историко-биографического изучения.

Есть еще один принцип, который в свете приведенных выше кажется естественным, но мне пришлось долго его аргументировать и отстаивать, и, думаю, придется и далее это делать. Но теперь будет легче, так как в начале века методология качественных методов лишь входила в российскую социологию, а сейчас это направление – общепринятое. Выше я отмечал, что жанр научной биографии в нашей историко-социологической литературе разработан крайне слабо, и одну из причин это я вижу в поверхностности разработки соотношения «объективного» и «субъективного» в историческом поиске, или вопрос о мере присутствия автора очерка, статьи, эссе в создаваемом им портрете героя. Еще в первых своих работах по истории опросов общественного мнения в США я отмечал, что в соотношении двух начал: «объективность» и «пристрастность» я отдаю предпочтение второму. Недостижимая абсолютная объективность – в лучшем случае, лишь цель исторического изыскания, нейтральность биографа не гарантирует объективности исследования, ибо нейтральность, холодность не побуждают к новым поискам, тогда как пристрастность может стать сильнейшим побудителем движения к объективности. Небольшая заметка Пушкина, резко критиковавшего Радищева за его «Путешествия из Петербурга в Москву», заканчивается словами: «...нет истины, где нет любви». Давно, в январе 2004 года, когда я еще занимался жизненными траекториями американских полстеров и участников процесса становления современной рекламы, В.Б. Голофаст, долгие годы занимавшийся методологией анализа биографий, писал мне: «...ты работаешь на грани литературы. Посему будь пост-постмодернистом, смело делай любые коллажи из любых вариантов и кусков». Уже более десяти лет я помню эти слова Голофаста и по возможности расширяю средства «портретирования», но при этом стараюсь, чтобы историко-социологический текст не превратился в собственно литературный. Здесь необходима мера, и проистекает она из уважения к фактам.

Теперь мне кажется уместным перейти к рассмотрению особенностей моей методологии в целом, эта тема напрашивается давно, но рассмотреть ее даже в самом первом приближении не удавалось.

В 2004 году Голофаст, ознакомившись с моими первыми биографическими очерками писал мне: «...твое пятилетие отвлечения-мучения позволило тебе радикально переосмыслить, определить, писать, воспринять ... твой мыслительный мир. Ты не забыл прошлое. Просто оно заняло более скромное место в твоей голове. Это как очистить стол от старых бумаг – и писать заново и начисто, по-иному». Речь идет о моем долгом перерыве[A1]  в занятиях социологией и о том, что мои тексты были сделаны в какой-то иной, не социологической манере. Но в декабре того года его не стало... тема осталась не обсужденной.

В указанной выше беседе с В.А. Ядовым один из первых вопросов, заданных мне, касался общей природы, или парадигмы, моего историко-биографического подхода, который в принципе он рассматривал в рамках науковедения, а не социологии. При этом он называл Т. Куна, Р. Мертона, Б. Латура и других исследователей феноменологии научного знания.

Я понял вопрос Ядова как его желание понять, какие научные школы или кто из ученых оказали на меня наибольшее влияние, что особенно близко мне по духу. Однозначного ответа у меня не было, в разное время у меня были разные пристрастия, хотя я не мог вспомнить, почему еще в начале 1970-х годов я стал читать историко-науковедческую литературу. Имея в виду последние годы, когда я уже втянулся в собственно исторические штудии, я заметил, что идеи Т. Куна явно не довлели надо мною, так как калибр орудия, сконструированного им, слишком крупен для использования в моих явно тактических боях.

Что касается теоретических построений Р. Мертона, то они, в моем понимании, настолько универсальны и настолько глубоко сидят в нашем сознании, что в той или иной степени они всегда присутствуют в наших рассуждениях. И отметил, что мой подход к анализу генезиса методов изучения общественного мнения и становления рекламы в определенном смысле дополняет (конкретизирует) модели Мертона, поскольку я рассматриваю становление рекламы и науки об общественном мнении на тех этапах, когда они еще не были институционализированы.

И в целом я сказал, что предпринимаемые мною попытки изучения биографий и воссоздания истории российской социологии скорее осуществляются не в парадигматике социологии науки, не к тому, что и в российской литературе часто обозначается аббревиатурой STS (science and technology studies), но к социологии и психологии творчества, в частности – научного, и собственно к истории науки. Мое понимание личности формировалось в процессе участия в ленинградском семинаре Б.Г. Ананьева, при чтении Б.М. Теплова, А.Н. Леонтьева, Ж. Пиаже, Л.С. Выготского и И.С. Кона. Если говорить о работах историко-науковедческого плана, то это прежде всего исследования А.В. Ахутина, Л.М. Баткина. В.С. Библера, А.Я. Гуревича. Но, пожалуй, самое сильное впечатление оказали на меня историко-биографические книги Б.Г. Кузнецова, В.П. Зубова, У.И. Франкфурта, И.И. Канаева и некоторых других историков науки. Это одновременно и глубокие научные исследования, и блестящие художественные произведения, в них через анализ судеб и творческого наследия гигантов науки показаны становление и динамика их представлений о картине мира. В этих книгах есть то, что я теперь называю «биографии в истории» и «история в биографиях». И подытожил: моя методология является полипарадигмальной и междисциплинарной, что это продуктивнее, чем, вообще говоря, всегда мифическая «чистота жанра».

Я тогда не знал, что именно в те годы Ядов постепенно пересматривал свое отношение к качественным методам, потому приведу полностью его следующий вопрос. Он показывает направления некоторых раздумий Владимира Александровича.

«С последним совершенно согласен. Увы, мое слабое место – стремление каким-либо образом генерализировать теоретические или методологические подходы. Здесь уместно вспомнить, что в психологии науки выделяют два типа исследователей – «партикуляристов» и «дженералистов», а далее – промежуточные с уклоном в ту или иную сторону. Будучи ближе ко второму типу, я бы отнес твою, извини, парадигму к мертонианской, так как ты стараешься схватить воздействие социальной среды формирования и творчества ученого. Известно из Мертона, что одни и те же исследователи, попадая в научную среду, где более всего ценится практический вклад, публикуются намного реже, чем когда им приходилось работать в академическом секторе.

Если продолжить разговор о классификации исследовательской методологии, ты хорошо определил свою как междисциплинарную, и уже потому полипарадигмальную. Я практически не знаком с работами историков науки, так что мне не пришли бы в голову определения «биографии в истории» и «история в биографиях». Интересно обсудить, какова же все-таки эвристическая функция макро- и микро-теоретизирования? Проблема обостряется тем, что мы наблюдаем всплеск увлечения качественной методологией, этнометодологией в частности. Видео-социология подчас вводит меня в ступор. Дальнейшее развитие в этом направлении увеличивает разрыв между объясняющими моделями и понимающими интерпретациями. А хотелось бы диалектически совместить макро- и микро- анализ или, следуя метафоре Пера Монсона, проплыть на лодке по аллеям парка. Может, твой подход как раз отвечает этой цели: «биографии в истории» и «история в биографиях»? Ты намеренно стремился к такому совмещению?».

Не буду приводить полностью мой ответ, замечу лишь, что я не открестился от близости мне идей Мертона. Одновременно я отнес себя и к марксистам, добавив при этом, что конструктивистский позитивизм Пойи, Лакатоса, Бунге мне всегда был ближе. Но в целом, я суммировал: «Не мне судить, чего в моем подходе больше: мертонианства или следования взглядам этнометодологов».

Ты многое рассказал о возникновении поколенческой схемы и о том, что сейчас она привела тебя к поколенческо-функциональному анализу истории современной советской и постсоветской социологии. Что будет дальше?

Возможно, ты обратила внимание на то, что исходно, решения об объединении накапливавшихся интервью в поколения, о множестве со-авторов моего исследования и некоторые другие были во многом технологическими, они должны были лишь помочь мне в сборе и анализе необходимой информации. Но, как это часто наблюдается в истории науки, постепенно, обогащаясь и развиваясь, они стали определять многие черты методологии проекта и превратилось в парадигматические. В этом я вижу одну из черт саморазвивающегося проекта. Я писал выше, что таковым он был с самого начала, но по мере роста количества проведенных интервью, это его свойство усиливалось, живые разговоры с респондентами, обмен мнениями с моими консультантами, понимание того, что я, скорее всего, осилю, а за что и браться нельзя, способствовали вычленению конкретных задач и активизировали поиски их решений. Причем, замечу, я никогда не рассматривал найденное как финальный вариант решения, тем более, не настаивал на этом в своих публикациях. Отчасти, это черта моего характера, но в значительной мере – иллюстрация того, что я проникся положением, которое студенты-историки знают с младых корней. Наука как институт и как отдельный проект – это саморазвивающиеся сущности, многое рождается вдруг, само, почему-то. В только что завершенной книге о В.А.Ядове [35] приведены два его письма о рождении концепции иерархии ценностей, а в книге о Грушине [36] рассмотрено, как он пришел к своему пониманию массового сознания.

Только что в журнале «Телескоп» я подвел итог сделанному за 11 лет и назвал эту статью: «Я стою на берегу информационного Океана» [37]. Я думаю, что термин «информационного» мы все понимаем примерно одинаково, но слово «Океан» - по разному. Я живу на полуострове, до залива – 10 минут на машине, до океана – 40 минут. Мы живем постоянно под воздействием океана, я понимаю, насколько это мощная и опасная сила. Это я к тому, что говорить о планах надо крайне сдержанно и аккуратно. Скорее даже не о планах, а о намерениях или установках.

Но все же я знаю, что дальше мне не продвинуться, если не определю и не опишу обстоятельнее, что же такое «функция поколения», как эти функции возникают, как модифицируются, как проявляются в деятельности поколений. В моем сегодняшнем понимании, это уже будет описанием фрагмента истории социологии. Конечно, сразу далеко от берега «Океана» заплывать нельзя, утону или в лучшем случае – буду долго разбираться в ветрах и течениях, пока смогу вернуться на берег. Так что нужны интересные и содержательные частные задачи. Кое-какие уже просматриваются.

Безусловно, после книг о Гэллапе, Грушине и Ядове мне хотелось бы поработать еще в этом жанре; причем, поскольку меня сейчас интересует методология такого дела, то при выборе героя я заранее не думаю, будет ли это американский полстер или человек из мира рекламы или российский социолог. В каждом из этих вариантов есть «плюсы» и «минусы»; но что перевесит? И к тому же... в каком случае легче найти издателя?

Вообще, в последние несколько лет стремление понять, как надо освещать жизнь и деятельность социолога, побудило меня выйти за пределы истории социологии, я перечитал книги «кентавриста» Даниила Данина о Резерфорде и Боре, Андре Моруа о Бальзаке, прочел новую книгу театроведа и социолога Виталия Дмитриевского о Шаляпине. Кроме того, провел интервью с доктором технических наук Львом Гордоном, который написал книгу о своей жене, математике Ольге Бондаревой, опубликовал биографические статьи о психиатре Федоре Случевском, графике Аскольде Кузьминском, фотографе Михаиле Гершмане. Ведь должно быть что-то общее в познании жизни творческих личностей.

Есть еще одна мечта: подготовить лекции по сделанному и прочесть курс для студентов или аспирантов... Знаешь, лекции очень мобилизуют, да и надо проверить себя на толковой аудитории. Может, в будущем году сделаю.

Выше ты представил свои публикации по американской тематике: истории изучения общественного мнения в США и мониторингу современных президентских выборов. Не мог бы обозначить твои основные публикации по истории советской / российской социологии?

Выше я сказал о том, что уже 11 лет материалы моих исследований в области истории отечественной социологии регулярно – 6 выпусков в год – публикуются в петербургском издании «Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований». Сейчас я хотел бы подчеркнуть уникальность этой исследовательско-издательской акции. Я спрашивал у некоторых специалистов, известны ли им на примерах других стран столь объемные коллекции историко-социологических и историко-биографических статей. Никто не мог назвать ничего подобного. Значительная часть этих статей и биографических интервью сделаны мною, но я с радостью предоставляю и другим авторам пространство в редактируемой мною все эти годы рубрике «Современная история российской социологии». Наверное, другого такого редактора, как Михаил Илле, невозможно найти.

Я давно не считаю количество моих журнальных публикаций по российской историко-социологической тематике; это анализ методологии, интервью, биографические статьи; если совсем грубо оценить, более сотни. В 2013 году Европейский университет в Санкт-Петербурге издал мою книгу о современной российской социологии, в которой был обоснован мой исследовательский подход, сформулированный в подзаголовке книги: «История в биографиях и биографии в истории» [38]. Но мой проект так быстро развивался в два последующие года, что сегодня, ни теоретическая часть книги, ни эмпирическая – в еще большей степени – не дают представление о сделанном.

В моем понимании современный динамичный проект требует и современного инструментария для представления результатов исследования, конечно же, я имею в виду электронные, сетевые издания. Моим пристанищем уже давно стал портал Центра социального прогнозирования и маркетинга, руководимого Францем Шереги, а вся необходимая информационно-технологическая работа осуществляется суперспециалистом в области создания и сопровождения социологических сайтов Еленой Ивановной Григорьевой. И здесь надо указать две наши работы. Во-первых, электронная (записанная на диске) книга «Современная российская социология: Историко-биографические поиски» [39]. Ее второе издание вышло в 6-ти томах и представляет все направления и жанры моей работы. Том 1 мало отличается от книги, выпущенной Европейским университетом. Тома 2 и 4 – интервью с социологами разных поколений. Тома 3 и 5 – статьи о российских социологах и мои автобиографические материалы. Том 6 – книга «Все мы вышли из “Грушинской шинели”». Этот шеститомник вышел в 2014 году, но за прошедшие годы сделано много нового, в частности, подготовлено 80 интервью с социологами разных поколений, которые не представлены в Томах 2 и 4. Возможно, до конца года мы сделаем новое издание этой книги, скорее всего, в девяти томах.

Полный набор проведенных интервью размещен в интерактивном электронном ресурсе «Биографические интервью с коллегами-социологами» [40]. Там сейчас 137 интервью; все они упорядочены по поколениям, образованию, направлениям исследований и месту (географии) работы.

Так что практически все сделанное мною в 2005-2015 годах отражено в бумажных и сетевых публикациях.

Борис, слов нет, когда ты все успеваешь, у меня такое ощущение, что ты мультидиалогичный человек, и не выходишь из этого ритма. Когда-то в юности, меня поразила книжка Гранина о Любищеве и его фантастическая самоорганизация. Так что возникает и такой вопрос к тебе, ближе к завершению, - как организован твой типичный день, как выглядит самонастройка на письмо и работу в целом? Это по-настоящему интересно.

Лена, выше я привел статистику всех моих публикаций за четверть века работы в СССР / России, 147 наименований, или около 6 в год. В Америку мы приехали в апреле 1994 года, и до конца века я фактически не занимался наукой. За прошедшие полтора десятилетия мною опубликовано более дюжины «бумажных» книг, вышло несколько электронных изданий, не менее 500 статей, интервью с нашими коллегами и постов, размещенных на социологических и, скажем, общественно-политических порталах, проведено почти полторы сотни интервью. .

Если постараться дать быстрый, краткий ответ, о том, как мне это удалось сделать, то он – такой: «Я сам не знаю». Работаю каждый день и постепенно получается. У меня нет «типичного дня», есть лишь постоянный настрой на завершение начатого вчера (или позавчера). Я ценю сделанное за день и не могу разрешить себе потерять это.

Как человек, который уже много лет нигде не служит, я не имею официального отпуска, и как человек, на котором лежит масса домашних дел, я не могу освободится от них. Они – обязательные. Я различаю «дело» (моя жена не водит машину, значит надо помочь ей поехать в магазины, надо отвезти ее к врачу, в течение многих лет надо было ежедневно забирать внучку из детского сада и школы, и вообще, я называю себя «дедушкой по вызову», и т.д.) и «работу» (писать статьи, книги, что-то анализировать). Соответственно, я не говорю; «Кончил дело, гуляй смело», но «Кончил дело, работай смело».

Понимаешь, режим моей работы, как у всех, это – производная многих обстоятельств.

Первый год – даже страшно вспомнить. Все – чужое, абсолютно незнакомая среда. Где магазины? Как в них найти нужные продукты? Где аптека, почта? Где библиотека? Как ходит транспорт... всю эту рутину надо было быстро постигать. В России я не водил машину, здесь без машины нельзя... и так изо дня в день... хорошо, сын с невесткой нас встретили, сняли нам квартиру в том же комплексе, где и сами жили, обставили необходимой мебелью. Но ведь они работали, не могли нам активно помогать, возить нас по разным службам. Осваивали автобусы, тогда еще было много маршрутов, теперь – совсем мало. Благо, что моего английского хватало на чтение и заполнение бесконечного числа бумаг, даже на походы к врачам.

В то время мой день на 100% задавался внешними обстоятельствами. Потом – учеба в колледже и работа секьюрити; я быстро втянулся в ночные смены (grave yard), они меня устраивали, так как днем и вечером я мог учиться, к тому же ночами мало работы, спокойно, можно было читать учебники.

Следующие два года - «черная дыра», их даже трудно вспоминать... Время показало, что мы обязаны были приехать в Америку к сыну; два года он мужественно боролся с меланомой, даже нас поддерживал, но болезнь взяла свое... Моей жене, а значит и мне, помог батюшка, который крестил сына и проводил... ни о каких развлечениях мы долго и думать не могли. Два года назад журналистка «Эха Москвы» в Екатеринбурге задала мне вопрос: «Если политическая ситуация в России изменится, Вы вернетесь в страну?». Я ответил, что уезжал не по политическим обстоятельствам, а по гуманитарным... но она не притормозила. Тогда сказал: «Отвечу честно... В Америке – могила сына...».

В то время внучке было 4 года, невестка, которая ради ухода за мужем ушла с работы и попала в ситуацию, когда dot.сом-индустрия скукожилась и не было работы. Была еще жива мама жены, которой было за 80. Какие планы я мог строить? Я начинал постепенно входить в мою «гэллапиаду», но навсегда отказался от идеи приезжать на несколько месяцев в Россию, чтобы читать лекции. Я был единственным мужчиной на две семьи из четырех поколений. Вот тогда и стала складываться система организации моего дня: «Кончил дело, работой смело». Самонастройка была простейшей, возвращался после дня разъездов домой, находил абзац, который не дописал, и писал дальше. Работа была – отдыхом, и «знаком» того, что я еще жив (буквально: «Cogito, ergo sum»).

Все последующие годы, включая «текущее настоящее» – прямое продолжение тех. Через какое-то время невестка нашла хорошую работу, внучка росла и переходила из детского сада в начальную школу и далее, но только в этом году она получила права на вождение, и мне не надо ежедневно привозить ее из школы. Летом она кончает школу, но уже получила приглашения из дюжины колледжей, ты знаешь,  американские школьники рассылают свои бумаги во многие колледжи, ждут приглашение и потом выбирают. Она выбрала Беркли; это – один из наиболее известных в стране университетов, да и расположен он в часе езды на машине от нас. Не давили на нее, чтобы потом не было разговоров о том, что заставили. Будет учиться по молекулярной биологии, а дальше – видно будет. Ей решать.

Сейчас сложилась некая устойчивость моего распорядка дня: начинаю работу в 4:00 – 4:30 утра, я люблю это время. Тишина, ничего не отвлекает. Обычно удается спокойно работать до 10-11 утра, вообще говоря, уже немало. Потом, что надо... но бывает и продолжение работы. Короче, ежедневно мне удается работать 10 часов, иногда – больше. Когда-то я старался каждый день писать не менее 4000 знаков, теперь, около 6000. Но, понятно, я не только пишу, чтобы писать, надо читать, анализировать информацию; но это все очевидно. В 2005, 2007 и 2008 годах у меня вышли три книги по истории становления американских опросов общественного мнения и рекламы. Мне пришлось прочесть немыслимое число книг и статей; ведь ничего этого, живя в России, я не знал и в принципе не мог знать. Я окунулся в настоящую историю Америки и освоил важнейшие разделы ее культуры. Мне было интересно, меня интриговало это прошлое и притягивали к себе судьбы многих выдающихся людей: самостоятельных и креативных. В 2008 году я добровольно погрузился в мониторинг первой избирательной кампании Барака Обамы и каждый день «снимал» с экрана результаты опросов электората и читал множество аналитических материалов. Но одновременно мне пришлось разобраться во многих хитростях американской избирательной системы, без понимания которой невозможно анализировать все происходящее. Мало того, я повторил наблюдение за президентским марафоном в 2011-2012 годах.

В 2014-2015 гг. я самосильно проводил интервью с нашими коллегами, понимал, что пора завершать, невозможно же стоять здесь бессрочную вахту.

Наверное, понятно, что никаких суббот и воскресений у меня давно нет, но их, насколько я помню, у меня не было и в Ленинграде. Никакого досуга, никаких хобби у меня нет. Это – не рисовка, чистая правда, и я никому такого не желаю. Нечасто я приезжаю в Россию, но все последние поездки были не продолжительнее недели с учетом дороги. Пожалуй, единственное, чего мне хотелось бы, это слушать различную живую музыку, но живем мы в городке, в котором нет даже кинотеатра. Иногда вечерами я устраиваю себе концерты из того, что есть на сайте youtube.com или других музыкальных порталах; многие скажут: «Это не то», на что я могу лишь ответить: «А что, все остальное – то?». Я работаю так, как трудятся крестьяне, как работают актеры балета и цирка, вынужденные ежедневно проводить много часов в репетиционных залах. Так работают миллионы россиян и американцев. Так что мой режим не кажется мне чем-то уникальным.

Лена, формулируя свой вопрос, ты вспомнила, что тебя поразила книга Д.А. Гранина о А.А. Любищеве; в начале нашей беседы я говорил, что был знаком с Любищевым; семинар, описанный Граниным в книге, это – наш семинар. Я не следовал в организации моего дня примеру Любищева; но, замечу, подобно ему я веду учет сделанного. Еще в 1985 году я начал записывать события дня, до сих пор мои друзья помнят, что я на все семинары ходил с «Амбарной» книгой. Уже много томов таких записей; все же я должен знать, на что уходит мое время.

Борис, мы начали нашу беседу в третьей декаде декабря 2015 г., сейчас – середина марта 2016 года. Видя твой график труда (и отдыха) хочу спросить тебя, что тебе удалось сделать за эти два с половиной месяца?

Если говорить о законченном, то – вот сегодня, 15 марта 2016, в Москве вышла книга «Мир Владимира Ядова». Я задумал написать ее к началу очередной конференции памяти Грушина, проводимой весной ВЦИОМ, и благодарен Валерию Федорову и Наталье Седовой за поддержу моего предложения. Я начал работать над текстом 6 ноября 2015 года, сначала сделал план на 6 листов, но, поняв, что никак не уложусь в этот объем и получив одобрение на некоторое расширение текста, сделал 8 листов. И накануне Нового года с текстом стали работать редактор и корректор. Благодаря глубокой вовлеченности в дело Анны Кулешовой, все шло точно по плану [35].

Материалов у меня было много: три моих интервью с Владимиром Александровичем, наша многолетняя переписка, тексты многих наших коллег, собранные в книге «Vivat, Ядов!», множество разного рода воспоминаний в проведенных интервью и т.д. Так что в информационном плане проблем не было. Но надо было решить, как все это собрать, как увязать. Ведь Ядов – ученый, учитель, человек, известный социологам всех поколений, а это значит, что в нашем сообществе существует «много Ядовых». Не признавать этого нельзя, но как быть? Я предложил «своего» Ядова, такого, каким я сам его представляю. Книга начинает жить сама, конечно, хотелось бы, чтобы она помогла лучше увидеть Ядова и стимулировала бы других авторов написать о нем, В моем понимании, изучение биографии и наследия Ядова – многообещающий путь вхождения в нашу профессиональную историю.

23 января после долгих колебаний и сомнений я все же решился на проведение третьего мониторинга президентских кампаний в США. Не стал гасить воспоминания об опыте 2008 и 2012 гг., не мог удержаться от еще одной попытки. Но дело не в том, что «Бог Троицу любит», все - проще, прагматичнее. 26 марта 2013 г., т.е. четыре года назад я предсказал победу Хиллари Клинтон, если она решится участвовать в выборах. Таким образом, я решил внимательно наблюдать за тем, как реализуется мой прогноз или как он рассыпается.

И, наконец, мое третье в этом году начинание. Выше отмечал, что методология моего историко-социологического исследования во многом формировалась под воздействием книг историка науки Бориса Григорьевича Кузнецова и бесед с ним. Говоря о задачах ближайшего будущего, я говорило моем стремлении продолжить работу в биографическом, «портретном» жанре. И недавно я решил написать серию статей о Кузнецове, это будет и анализ его методологии и стиля, и рассказ о его жизни. В ней было много событий, много встреч с очень интересными людьми. В еще совсем молодые годы он стал одним из крупнейших экспертов в области энергетики, а его понимание истории науки складывалось в беседах с В.И. Вернадским, А.Ф. Иоффе, В.Л. Комаровым, Г.М. Кржижановским. Он был знаком со многими крупнейшими советскими и иностранными физиками. Им было написано свыше 30 книг, в том числе – о Ломоносове и Тимирязеве, Бруно и Ньютоне и главная книга – об Эйнштейне.

Но трудности в написании работы о Кузнецове заключаются не только в многогранности его творчества, в уникальности его историко-биографических поисков, но моего общения с ним. Сначала мною были написаны статьи и книги о первых американских копирайтерах и полстерах, я никого из них не знал. Общение с ними, а написание биографии, повторю, это – форма общения, сугубо мысленное, без априорного опыта личной коммуникации. Затем – серия статей о советских/российских социологах, знакомых мне в течение многих лет. С Кузнецовым – третья форма общения, я знаю многие его работы, я много лет общался с ним, но общение это не был профессиональным, а сугубо родственным. Он – мой двоюродный дядя, и мне сложно априори сказать упростит это или усложнит процесс портретирования. Как найти здесь «дистанцию» между объектом и субъектом биографического анализа?

Наверное, в ближайшее время еще какая-либо тема для анализа всплывет...

Борис, ты хоть понимаешь, какую громадину ты сотворил?

Лена, стараясь ответить на твои вопросы, я полнее разглядел сделанное; мне немного страшно... я стал рабом этой громадины...

Когда мы уже закончили работу, ты отказался от ранее рассматривавшихся нами вариантов заголовка интервью и предложил совсем новый, неожиданный. Ты не мог бы сказать, как родился этот заголовок и как ты его понимаешь?

Ты права, Лена, заголовок: «Моя жизнь: 53 года в России и уже 8000 дней в Америке» не мог родиться раньше. В начале нашей беседы я отметил, что давно веду «вахтенный журнал» и веду счет дням, прожитым в Америке. И вот в пятницу 25 марта был 8000-й день моей американской жизни... Был, и хорошо, я сам обратил на это внимание лишь через пару дней, но когда осознал, то подумал, вот тут где-то и есть заголовок нашего интервью. В колледже нам говорили, что числа в заголовке привлекают внимание и запоминаются читателями. В 2011 году я опубликовал эссе «Шесть тысяч дней другой жизни», хотел в нашем случае предложить нечто подобное, но понял, что у нас – не только о моей американской жизни, но о всем прожитом, и тогда возник заголовок: 53 года и 8000 дней. Поскольку это количество дней составляет почти 22 года, то оказалось, что я – на пороге своего 75-летия. Что и верно...

И мне думается, что исчисление прожитого в годах и днях полностью оправданно в моем случае. В СССР / России, особенно в детстве, юности, ранней молодости годы были долгими, в Америке – особенно в первое время – дни были бесконечными. И счет шел не на годы, а на дни... возможно, у многих все не так, но – я обсудил заголовок с женой – у нас именно так. Так что моя жизнь – это два разных, но неразрывных периода. Российская жизнь никуда не ушла, она всегда во мне, она существует и сама по себе, и в сопоставлении с годами американской жизни. Но и в Америке уже немало прожито. В течение многих лет, улетая из Петербурга или Москвы, я говорил друзьям: «завтра еду в Америку», теперь - «завтра еду домой». Я много читал о ностальгии, и могу сказать, что (пожалуй) не испытывал и не испытываю ностальгии... ибо нет ощущения, чувства потери России, да и откуда они могут быть? если я за последние годы провел почти полторы сотни интервью с российскими коллегами, несколько раз бывал в Москве, Петербурге, Тюмени, два года назад был в Екатеринбурге, постоянно публикуюсь в российских изданиях и в российском Интернете... конечно, есть грусть о прошлом, но она присуща всем, у кого накопилось, что вспоминать...

Спасибо тебе, Лена, огромное.

1. Докторов Б.: «Я живу в двуедином пространстве...» (интервью Н.Я.Мазлумяновой)// Социологический журнал. 2005. №4. С. 132-167
2. Докторов Б. «Мне наиболее интересны методы познания и сам исследователь...» (Интервью Б.М. Фирсову) // Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев. 2006. №3. С. 2-13.
3. Докторов Б.З. Так случилось или так должно было случиться. В кн.: Матмех ЛГУ, шестидесятые и не только. Сборник воспоминаний / Под ред. Д.Эпштейна, Я.Шапиро, С.Иванова. - СПб.: ООО "Копи-Р Групп", 2011. С. 195-212.
4. Докторов Б. Шесть тысяч дней другой жизни // Социологический журнал. 2011. №2. С. 76-95.
5. Докторов Б.З. Об использовании методов факторного анализа в работах советских исследователей // Вопросы психологии. 1969. №2, с. 142-147.
6. Б.М.Фирсов: «…О себе и своем разномыслии…». (Интервью Б.З. Докторову) // Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев. 2005. №1. С. 2-12 http://www.socioprognoz.ru/hta_6/Publications/tom_2_2_10.pdf
7. Почти 40 лет спустя. Б. Докторов и Б. Фирсов вспоминают о ленинградских опросах общественного мнения в 1970-х. // Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований. 2009. № 3. С.6-16. http://www.socioprognoz.ru/hta_6/Publications/tom_3_2_3.pdf
8. Докторов Б.З., Фирсов Б.М. Методические вопросы формализации социологических анкет // Социологические исследования. 1975. №3, с. 63-73.
9. Докторов Б.З. Спецкурс «Математические методы социологии» // Социологические исследования. 1975. №4, с, 125-128.
10. Докторов Б.З. «Принцип корреляции» и развитие математической теории корреляции // Труды Ленинградского общества естествоиспытателей. 1975. Т. 72, вып. 5.
11. Докторов Б.З. Борис Грушин и Юрий Левада. Начало постбиографий // Социологический журнал, 2010. № 4. С. 177-189. < http://www.unlv.edu/centers/cdclv/archives/articles/doktorov_bg_postbio_10.html >.
12. Докторов Б. Жизнь в поисках «настоящей правды». Заметки к биографии Ю.А. Левады // Социальная реальность. 2007. № 6. С. 67-82. < http://corp.fom.ru/uploads/socreal/post-274.pdf >.
13. Театр и публика: Опыт социологического исследования 1960-1970-х годов // Отв. ред. В.Н. Дмитриевский. – М. : Государственный институт искусствознания, «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2013.
14. Теоретико-эмпирическое изучение экономического сознания. На пути к типологизации / Под ред. Б.З. Докторова. – М.: ИС РАН. 1992.
15. Лурье С. О кошке, гуляющей самой по себе, и когнитивной функции государства < http://www.strana-oz.ru/2002/7/o-koshke-gulyayushchey-samoy-po-sebe-i-kognitivnoy-funkcii-gosudarstva  >.
16. Докторов Б.З. Россия в европейском социокультурном пространстве // Социологический журнал. 1994. № 3. С. 4-18 http://jour.isras.ru/upload/journals/1/articles/85/submission/original/85-160-1-SM.pdf .
17. Докторов Б.З., Ослон А.А., Петренко Е.С. Эпоха Ельцина: Мнения россиян. Социологические очерки. М.: Фонд «Общественное мнение». 2002.

18. Докторов Б.З. Первопроходцы мира мнений: от Гэллапа до Грушина. М.: Институт Фонда «Общественное мнение». 2005 < http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=323 >.

1. Докторов Б.З. Отцы-основатели. История изучения общественного мнения. М.: ЦСП. 2006. < http://www.sheregi.ru/files/Doktorov_001_488t.pdf >
2. Докторов Б.З. Реклама и опросы общественного мнения в США: История зарождения. Судьбы творцов. М.: ЦСП. 2008. < http://www.pseudology.org/Gallup/ReklamaOprosy.pdf >.
3. Докторов Б. З. От соломенных опросов к постгэллаповским опросным методам. М.: Радуга, 2013 <http://wciom.ru/doktorov/>.
4. Докторов Б. З. Лекции по истории изучения общественного мнения: США и России: учебное пособие. – Екатеринбург: УрФУ, 2013. < http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=340 >.
5. Докторов Б. Гиганты американской рекламы / Под ред. проф. Г.Е. Зборовского. – Екатеринбург: УрФУ, 2014. < http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=392 >.
6. Докторов Б. Явление Барака Обамы. Социологические наблюдения. Москва, Издательство «Европа», Институт Фонда «Общественное мнение», 2011 < http://fom.ru/uploads/files/B-Obama.pdf >.
7. «Президентские выборы в США 2012 года» (http://fom.ru/special/kto-stanet-prezidentom-ssha.html?t=2#internet_in_rus2.
8. Докторов Б. Восемь верных прогнозов Алана Лихтмана. Размышления после президентских выборов 2012 года в США [электронный ресурс]. М.: ЦСПиМ, 2013. – 55 с. URL: http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=320
9. Портал «Международная биографическая инициатива» http://cdclv.unlv.edu//programs/bios.html.
10. Докторов Б. Б.А. Грушин. Четыре десятилетия изучения российского общественного мнения // Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев. 2004. №4. С. 2-13.
11. Российская социология шестидесятых годов в воспоминаниях и документах / Отв. ред. и авт. предисл. Г.С. Батыгин; Ред.-сост. С.Ф. Ярмолюк. - СПб.: Русский христианский гуманитарный институт, 1999.
12. Докторов Б. Галина Старовойтова. Фрагменты истории российской социологии как истории с «человеческим лицом» // Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований. 2007. № 6. С. 8–13.
13. Социология на Урале: второе рождение и путь в XXI век / Под ред. Ю.Р. Вишневского, Б.З. Докторова, Г.Е. Зборовского (Отв. ред.) — Екатеринбург: УрФУ, 2015. http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=424
14. Становление и развитие социологии и социологического образования в Тюмени» (15 биографий, вводная статья В.В. Гаврилюк. Отв. ред. Н.Г. Хайруллина) [8]
15. Молодая социология Дальнего Востока / Под ред. Л.Е. Бляхера, Б.З. Докторова, И.Ф. Ярулина (Отв. ред.) – Хабаровск: ТГУ, 2015. http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=447
16. Докторов Б. «Работа над биографиями – это общение с моими героями» (интервью В.А.Ядову) // Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований. 2008. № 1. С. 40 – 50.
17. Докторов Б. Мир Владимира Ядова. В. А. Ядов о себе и его друзья о нём. – М.: ВЦИОМ, 2016.
18. Докторов Б. Все мы вышли из «Грушинской шинели». К 85-летию со дня рождения Б. А. Грушина. М.: Радуга, 2014. http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=370
19. Докторов Б. Я стою на берегу информационного Океана ) // Телескоп 2016. №1. http://www.cogita.ru/a.n.-alekseev/publikacii-a.n.alekseeva/7-pokolenii-rossiiskih-sociologov-v-140-istoriko-biograficheskih-intervyu-borisa-doktorova
20. Докторов Б. Современная российская социология. История в биографиях и биографии в истории. Санкт-Петербург: Европейский университет в Санкт-Петербурге. 2013.
21. Докторов Б. З. Современная российская социология: Историко-биографические поиски. 2-е изд., в 6-ти т. [электронный ресурс] / редактор электронного издания Е. И. Григорьева.М.: ЦСПиМ, 2014. http://www.socioprognoz.ru/hta_6/htm/menu.htm
22. Докторов Б. З. Биографические интервью с коллегами-социологами.4-е дополненное издание [электронный ресурс] / Ред.-сост. А. Н. Алексеев. Ред. электр. издания Е. И. Григорьева. М.: ЦСПиМ, 2014 < http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=385 >.

**

Послесловие от публикатора

 Мне кажется, взращенное моим многолетним другом и коллегой Борисом Докторовым мастерство диалога с человеком, рассказывающим о своей жизни, «обернулось» и столь же высоким мастерством автобиографического повествования.

Отдадим должное его собеседнице Елене Рождественской (тоже, кстати сказать, специалисту по биографическому методу в социологии): ее реплики и «наводящие» вопросы также являют собой ценный вклад в этот обоюдный труд. Но этот дискурс автора и, одновременно, героя КОНЦЕПТУАЛИЗИРОВАННОГО ЖИЗНЕОПИСАНИЯ  являет собой образец «классики жанра», некий эталон и одновременно мастер-класс.

Попробуйте-ка так построить рассказ на тему «Моя жизнь» менее чем на сотне страниц – чтобы каждая представленная там деталь была необходимой и достаточной, чтобы у читателя возникло ощущение «необходимости» (закономерности?) всякой жизненной случайности, и чтобы при этом был отчетливо представлен СМЫСЛ данной, уникальной жизни (каковой, в данном случае выступает доминанта профессиональной самореализации).

Чтение этого труда является лучшим ВВЕДЕНИЕМ в «мир Бориса Докторова», каковой репрезентирован в «многокнижии» его методологических, социологических, исторических, науковедческих и иных произведений. Тезис автора о «биографичности» всякого творчества (в том числе – научного) находит здесь блестящее и исчерпывающее подтверждение.

 А. Алексеев. 23.06.2016.