Настоящий цикл материалов на Когита.ру был начат перепечаткой фрагмента из электронной переписки В.А. Ядова и Д.Н. Шалина (2010-2014), относящегося к «драматической социологии» А.Н. Алексеева, с комментарием последнего в виде извлечений из двух статей А. Алексеева в составе так называемой «Дискуссии через океан» (2011-2013). Эта первая публикация на Когита.ру называлась: Драматическая социология глазами Д. Шалина, В. Ядова и А. Алексеева

Вторая публикация называлась:  Драматическая социология глазами В. Ядова и А. Алексеева.  В нее вошла статья А. Алексеева «Наблюдающее участие и его синонимы» (2006), ранее публиковавшаяся в интернете, а также в журнале социологических и маркетинговых исследований «Телескоп» (2012).

Третья публикация  -  А. Алексеев. Что сказать мне удалось – не удалось – включала одноименный текст, написанный в 2001 г. и впервые опубликованный в: Алексеев А.Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Том 2. СПб.: Норма, 2003.

Четвертая публикация - Натурные эксперименты и пристрастное знание включает в себя переписку Д. Шалина, А. Алексеева и Б. Докторова на темы, релевантные содержанию данного цикла.

Пятая и шестая публикации в рамках цикла «Драматическая социология и наблюдающее участия»  - А. Алексеев. Познание действием (Так что же такое “драматическая социология”?) (начало; окончание) - воспроизводят статью автора этих строк, впервые опубликованную в журнале «Телескоп» (2006), а позднее в журнале «7 искусств» (2013).

Седьмая публикация - Так что же такое «драматическая социология»? Продолжение темы  - возвращает к материалам, опубликованным нами на Когита.ру два года назад, но с тех пор наверняка уже забытым даже заинтересованными в этой теме читателями.

Среди них:

- Познание действием. От автора - сегодня, 30 лет спустя

- А. Алексеев, А. Кетегат. Про «Серегу-штрейкбрехера» и не только о нем (начало; окончание).

Очередные – восьмая, девятая и десятая - публикации, включают извлечения из авторского цикла «Письма Любимым женщинам» (1980-1982), представленного в главах 2 и 3 книги: А.Н. Алексеев. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Тт. 1-4. СПб.: Норма, 2003-2005. См. эту композицию также в журнале «7 искусств».

А. Алексеев. 8 марта 2016

**

Так называемые «Письма Любимым женщинам» были первой формой описания процесса и предъявления некоторых результатов предпринятого автором в начале 1980-х годов исследования производственной жизни «изнутри», глазами рабочего. Впоследствии они вошли в состав книги: Алексеев А. Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Тт. 1- 4. СПб.: Норма, 2003-2005.

Здесь приводятся несколько писем-отчетов друзьям из вышеуказанного цикла.

А. А. Май 2013 – март 2015

Содержание:

= Театр жизни и эпистолярное хулиганство

= «Формула разгильдяйства» и вынужденная инициатива (Кто сошел с ума?)

= Притча о Генеральной линейке

= Наладчик и бригада («партизанщина»)

= Итак, я ловлю рыбу… (Перевернутый шаблон и вокруг него)

= «Я вот уже два года здесь работаю…»

= Пояснение к оглавлению: «Закодированный архив»

**

ИЗ ТОМА 1 НАЗВАННОЙ КНИГИ:

Глава 2. ТЕАТР ЖИЗНИ НА ЗАВОДСКИХ ПОДМОСТКАХ (НАЧАЛО)

Несколько вступительных слов

Авторский цикл «Письма Любимым женщинам», датированный 1980–1981 гг., образовался из реальных писем конкретным людям. Письмо, адресованное одному корреспонденту, рассылалось (в копиях) и всем остальным. В итоге возник «сериал», с первоначальной аудиторией 5–7 чел. Впоследствии аудитория существенно расширилась. (Апрель 1999).

…Человек играет только тогда, когда он является человеком в полном смысле слова, и только тогда является он человеком вполне, когда играет… Шиллер

…Не музыки нам нужно, не палитры и не резца, нет! — черт бы вас побрал, лгунов, притворщиков e tutti quanti; мысли живые подайте, живую беседу с людьми ведите… Искренняя речь — людям — вот чего хочу… М. Мусоргский

…Каждый переделывает и изменяет самого себя в той мере, в какой он изменяет и переделывает весь комплекс взаимоотношений, в котором сам он является узлом, куда сходятся все нити… Антонио Грамши

(2.1).   Театр жизни и эпистолярное хулиганство

 [Собрание писем открывается авторским обращением ко всем корреспондентам (июль 1980). — А. А.]

Предуведомление

Эпистолярное хулиганство— самое подходящее определение этому странному жанру!

Не дневник… Хоть есть и от дневника, с его соединением «зарубок памяти» для себя с кокетливой «исповедью для других». Не личный архив… Хотя как иначе объяснить эти бесконечные вставки и приложения.

Уж, конечно, не литература… Хотя человек с литературным талантом на месте вашего корреспондента нашел бы, чем поживиться. Не научные эссе… Хотя тут решусь утверждать, что, скажем, к социологии эти письма имеют гораздо большее отношение, чем многое из того, что ею называется.

Не публицистика… Зачем залезать на трибуну за дружеским столом?

Что-то от театра есть…

А почему бы и нет? Эдакий вот «балаган», где зрителей не больше, чем актеров. А в пределе — единственный актер разыгрывает «сцены из общественной жизни» перед единственным зрителем. Сегодня — перед одним, завтра перед другим… А собери публику — пожалуй и не сумеет. А играть-то есть чего. И есть перед кем. Вон, Любимых сколько!..

Только перед возлюбленными-то и играть.

Вот, кажется, и осмыслил. А то перечитал подряд пяток своих писем и чуть машинку не отставил: что же это я делаю? …И все-таки — эпистолярное хулиганство!

* * *

В каждом письме, имеющем вполне определенного адресата, выражен свой «интим». Но, как будто, не такой, который следовало бы прятать от других Возлюбленных. Личное послание, если и компрометирует адресата, то разве лишь тем, что корреспондент может позволить себе — так с ним разговаривать. Сама же «драматургическая фактура» и вовсе общезначима… Посторонний в этих листках, пожалуй, ничего не увидит… Нужно лично знать корреспондента, чтобы понять, что же тут происходит.

Это только на первый взгляд кажется, что здесь происходит нечто странное с личностью и с обществом. А на самом деле — все так, как происходит повседневно с каждым.

(Вот только не каждый устраивает из своей жизни «театр» или формирует сериал из личных писем.)

* * *

Нравственное лицо моих адресатов исключает возможность такого использования этих писем, которое могло бы поставить автора в затруднительное положение. Но хоть пять экземпляров, а — «тираж»! Поэтому внутренний цензор побудил при перепечатке переврать все фамилии (кроме своей собственной, разумеется). Так что, все написанное — и правда, и вымысел… Кому — правда, а кому — вымысел.

…Так-таки — ни для кого, кроме как для Любимых? Ну, запрета корреспондент не накладывает. Если у возлюбленных есть свои Любимые, могут и те прочитать. Только не советую показывать тем, кому сам автор не написал бы подобного письма, не мог бы написать…

* * *

Эпистолярное хулиганство, театр жизни, социологический балаган — как ни назови — это одна из форм жизненного самовыражения. Самовыражения, осмелюсь заметить, осознанно и принципиально дилетантского.

Уж нанюхались «профессионального»!.. Науки и пропаганды, да и театра профессионального, пожалуй. Кому-то еще не надоело: и ходить в современный театр, с его репертуаром, и режиссировать, и играть в нем… И хорошо, что не надоело (или, по крайней мере, терпимо). Что бы было, если бы вдруг все профессиональные театры закрылись!

Ну, а дилетанту легче. Он играет не в чужие игрушки. Он свои строит.

Гуляет, как собака без намордника…

* * *

И последнее замечание. Есть у автора одна нескромная претензия. Как ни относиться к этим «заметкам из жизненной самодеятельности» сегодня, это — документы.

Не «исторические», и даже не «документы времени» (масштаб не тот, да и фигура не тех масштабов), а своего рода «рентгеновский» снимок сознания человека, принадлежащего к определенному социальному слою, к определенному поколению, к определенному социально-психологическому типу людей в обществе Развитого социализма.

Так что, помру — не выбрасывайте…

Даже если предположить, что потомки научатся докапываться до тайников нашего обыденного сознания лучше, чем мы сами это умеем (а ведь не умеем!), — не грех им помочь, не слишком себя утруждая. Пожалуй, такую претензию сочинитель все же имеет. …Это последнее замечание можно было высказать, а может — лучше было и оставить при себе.

Андрей Алексеев, июль 1980

Ремарка: нестандартный протокол.

Как видно, попробовав себя в непривычном жанре, автор вскоре испытал потребность как-то объясниться (оправдаться?) перед своими корреспондентами (да и перед самим собой…). Случайно найденный тогда способ игрового эпистолярно-дневникового самовыражения уязвим: и с научной, и с литературной, и даже, пожалуй, с этической точки зрения.

Но, хочется думать, что, прочитав эти «заметки из жизненной самодеятельности», читатель согласится, что — ситуационно! — задача протоколирования эксперимента социолога-рабочего была решена. (Сентябрь 1999).

Как оглянешься окрест,

В мире много странных мест,

А присмотришься сурово —

В мире странном все не ново:

Труд с восхода дотемна,

Да ошибок пелена.

Сэмюэл Джонсон. Английский писатель XVII века. (Эпиграф к фантастическому роману Кристофера Приста «Опрокинутый мир». Иностранная литература, 1983)

(2.2).   «Формула разгильдяйства» и вынужденная инициатива (Кто сошел с ума?)

[Ниже — первое из «Писем…» (февраль 1980). Его персональные адресаты:

— Ирина Владимировна Прусс — журналист и социолог, сотрудник журнала «Знание-сила» (тогда и теперь). Живет в Москве.

— Розалина Владимировна Рывкина — социолог. В то время жила и работала в Новосибирске, ныне — в Москве. Ныне — профессор, докт. экон. наук, зав. лабораторией экономической социологии Института социально-экономических проблем народонаселения РАН.

Это и все последующие письма публикуются здесь в сокращении. — А. А.]

Здравствуйте, мои Милые!

Это письмо я адресую одновременно вам обеим. Поскольку сообщать мне двум Любимым женщинам предстоит одно и то же, зачем «тратиться на лишний конверт»? Все же приношу извинения за это коллективное обращение.

<…> Есть и еще одно оправдание такому обращению. Три месяца назад, когда управляемое людьми Провидение собрало нас троих в Москве на целую неделю, под одну надежную крышу [в квартире Ирины Прусс. — А. А.], нашел я, в вашем лице, столь блестящих оппонентов и «сестер милосердия», что семинару по проблемам личности А. впору было превратиться из психологического в психиатрический.

«Консилиум» так и не вынес окончательного приговора, но на всякий случай рекомендовал элеотерокок, который этот странный «больной» благополучно забыл на столе… Но как же я могу теперь не отчитаться перед Тобой, Ира, и перед Тобой, Инна, за выполнение всех дружеских «врачебных» предписаний?

[Первая реакция некоторых друзей автора на его решение «сменить профессию» была: «Ты сошел с ума!». — А. А.]

Итак, читайте отчет наладчика технологического оборудования Ленинградского завода полифонических машин, или «Полифонмаша».

(Такой «псевдоним» был присвоен в письмах Ленинградскому заводу полиграфических машин. А. А.).

Этот непринужденный отчет можно было бы назвать: Мнимый больной, или мудрость чудака.

(Замечу в скобках, что исследование логики жизненного развития само по себе — предостойнейший предмет, вызывающий пристальный интерес автора этого письма в последнее время.)

* * *

…Как вы уже знаете, моя миграция из одного социального института в другой совершилась не без трения, но мягко.

Социальный институт «Завод» проявил меньшую гибкость и способность адаптировать действия Индивида, чем «Институт», включающий в себя «гениев организации» и «светочей науки». Компьютер науки и идеологии (состоящих ныне в законном браке) недолго пребывал в ступоре. С полминуты тревожно помигав лампочками и рассчитав все мыслимые и немыслимые варианты, он выдал оптимальное решение: «Не заметить нельзя, запретить нельзя, значит — надо поддержать и помочь». Возник своего рода негласный, но очень авторитетный комитет по содействию А. Н. Алексееву в его замысле. И уже через неделю пущенная Индивидом шутка о «патриотическом почине» вернулась к нему обратно из Директивного [партийного. — А. А.] органа, без тени улыбки.

Что касается социальной машины, именуемой Завод, то она, при аналогичных исходных данных, целых две недели в ноябре оставалась в шоке. И вышла из него лишь под влиянием легкого «щелчка сверху».

После чего оформление на работу пошло рутинным путем, без особых происшествий. <…>

* * *

3 января 1980 г. (а не 31 декабря 1979 г., как подсознательно намечалось Индивидом) состоялось увольнение, а 4 января — прием.

А еще через несколько дней известным постановлением, ограничивающим текучесть, дверца за любопытным Индивидом захлопнулась до 1981 г. Ибо второе увольнение «без уважительных причин» в течение года лишает непрерывного стажа.

В первый же день появления Индивида на работе начальник цеха не выразил ни поспешности, ни вообще желания разрешать новому рабочему какое бы то ни было (не говоря уж о научном!) совместительство.

И этот сюжет, как не самый интересный и, уж всяко, второстепенный, в дальнейшем изложении опустим.

* * *

Формально выделяемыми этапами истекших полутора месяцев жизнедеятельности Индивида в новом качестве были:

1)        три дня созерцания уникального на заводе станка — пресс с координатным столом и револьверной головкой (в просторечье именуется — «ПКР»);

2)        десять дней стажировки на соседнем заводе и обучения работе на английских станках соответствующего типа, которые там благополучно служат вот уже десять лет (а их неудачная советская копия стоит тут же… в разобранном виде);

3)        месяц самостоятельной творческой деятельности на своем заводе по запуску ПКР КО-120 (это — представитель новейшего поколения отечественных координатно-револьверных прессов; снабжен пневматикой и электроникой; впрочем, последняя сломана во время транспортировки станка). Стоит этот памятник научно-технической революции, соединившейся с преимуществами социализма, в цехе уже год.

(Во время написания письма я еще не знал, что этот станок стоит в цехе уже около двух лет. — Примечание 1980 г.).

Сроки гарантийного ремонта не работающего оборудования, оказывается, истекают быстрее, чем работающего. Так что уже прошли. Попытки выпустить (отштамповать) на ПКР хоть одну партию годных деталей успеха не имели. Поскольку начальство, как видно, «не может», а рабочий в такой ситуации — «не хочет».

<…> Довольно скоро странная готовность цехового руководства принять на работу за станком человека с высшим филологическим образованием (и со степенью кандидата философских наук) прояснилась как случай «цыгана, продававшего на базаре кобылу»… Но при всем разнообразии мотивов действующих лиц этого водевиля сложилась интрига, лучше которой не мог бы выдумать автор и режиссер этой социологической драмы. Ибо оказалась обнаружена, извлечена и освещена та самая капля, в которой отражается море социальной реальности.

<…> В том «театре абсурда», в котором все мы так или иначе играем свои роли, открывается богатое поле для разнообразных социальных и социально-психологических импровизаций. И Индивид, поняв, что ситуация — «тестовая», рассудил, что социальный эксперимент как метод исследования посильнее включенного наблюдения.

…Лучший способ понять некоторый механизм — это разобрать его и собрать обратно. Познавательный эффект действия не сравним с простым феноменологическим описанием. Не говоря уж о том, что сама по себе проблема, что обстоятельства делают с человеком, куда менее интересна, чем проблема, что человек может сделать с обстоятельствами.

Для познания системы (организации) лучше всего наблюдать последствия собственных действий с ней. Если нельзя отменить «принцип дополнительности», надо поставить его себе на службу…

* * *

<…> Уже первые недели прикосновения к новым сферам нашего многослойного (но неотвратимо движущегося к социальной однородности) общества (в тогдашнем обществоведении движение к «социальной однородности» рассматривалось как позитивная тенденция. А. А.) позволили экспериментатору получить результат, который, будучи эмпирического происхождения, может претендовать на вклад в теорию. Мое нынешнее положение вполне укладывается в выведенную вашим корреспондентом «формулу разгильдяйства». (Это — цензурный вариант, аналог более точного и фонетически близкого непечатного выражения, имеющего широкое хождение в рабочей среде.)

Разгильдяйство =

незаинтересованность + некомпетентность + безответственность.

Уже определив этих «трех китов», на которых стоит наша Земля, Индивид заметил, что введенное понятие — «разгильдяйство» — объемлет эмоциональный, когнитивный (познавательный) и волевой аспекты. То есть обнаруживается, так сказать, транзитивность с известными психологическими моделями. Это повышает уверенность в необходимости и достаточности данного набора компонентов. Хотя само по себе «разгильдяйство» принадлежит скорее все же к системе социологических, а не психологических понятий. Разгильдяйство может приобретать человечные, теплые формы, включать в себя стихийную доброжелательность, простоту отношений, готовность к взаимопомощи, как преимущественно у рабочих.

Разгильдяйство «в чистом виде» выражено в низовом руководящем звене — не столь человечном, как рабочий класс, но не столь бюрократичном, как менеджеры [здесь имеются в виду хозяйственные руководители. — А. А.] и чиновники. Наконец, на более высоких ступенях социально-производственной иерархии представлена форма, густо замешанная на бюрократизме: разгильдяйство напыщенное и самодовольное, выступающее как концепция жизни (в отличие от разгильдяйства как самой живой жизни, представленной в низах).

«Разгильдяи-мертвяки» и «разгильдяи-люди», с тонкой гаммой взаимопереходов и оттенков… Хотя я предпочел бы избегать употребления этого понятия для определения отдельных субъектов. Это не обозначение человека, а социальное качество. Каждый человек в отдельности вроде бы и не разгильдяй, а в целом — массовое разгильдяйство!

То есть — это качество системное, характеристика структуры, а не каждого отдельного элемента.

Этой общей, системной, энтропийной тенденции, наглядно выразившейся в описанной выше «доэкспериментальной» ситуации внедрения новой техники (ПКР), в данном случае противостоит частная, личностная, негэнтропийная интенция. Носителем последней (опять же в конкретном случае ПКР) выступает экспериментатор, он же — социолог-наладчик, осторожно прикасающийся к различным кнопкам машинного и социального пультов, анализирующий последствия всякого своего действия для планирования следующих действий.

Вообще, активная жизненная позиция — «антиразгильдяйство» — является не системным, а личностным качеством субъекта…

Ремарка: упрощенная схема!

Разумеется, схема — примитивизирующая, сводящая все дело к оппозиции: «я — они», или «субъект — среда». В жизни — и «разгильдяйство» не универсально, и «антиразгильдяйство» не абсолютно.

То есть и «разгильдяй», и «антиразгильдяй» являются таковыми всегда в определенном отношении, в конкретных сферах жизнедеятельности; а в других — могут выступать носителями противоположного качества. (Сентябрь 1999).

…Соединение минимального производственного и изрядного научного и социального опыта составило тот потенциал, который Индивид стал реализовать, памятуя, что аккумулятор не разряжается, а подзаряжается во время движения автомобиля.

Поведение социолога-наладчика с самого начала третьего этапа (самостоятельная работа) было довольно нетривиальным, но во всяком случае органичным и, похоже, ситуационно точным. [Самооценка хоть и комплиментарная, но реалистичная. — А. А.] Его (это поведение) можно определить как реализацию принципа «вынужденной инициативы».

Вынужденная инициатива есть оптимальный способ существования субъекта в море разгильдяйства. В основе ее (в генетических корнях) правомерно усматривать защитную, деятельно адаптивную реакцию организма на воздействие среды. Однако низшие организмы реагируют лишь на непосредственные, сиюминутные стимулы. Высшие же организмы (к которым автор смеет себя относить) способны реагировать на ожидаемые и предвосхищаемые стимулы.

Опережающее отражение, активная самооборона, вынужденная инициатива — есть общее в этих понятиях. Вынужденная инициатива — это инициатива, упреждающая неблагоприятные для субъекта последствия ее отсутствия. Это — адекватная ситуации активность, не меньшая и не большая, чем необходимо для реализации цели, понятной окружающим людям и не отвергаемой ими.

Понятными целями здесь являются: (1) запустить станок (оживить «памятник»); (2) не быть виноватым (за задержку пуска, за чужой брак и т. п.). Других целей у Индивида действительно нет (целей соответствующего уровня; сверхзадачи — не в счет!). [Имеются в виду исследовательские, социологические «сверхзадачи». — А. А.] Эти цели можно и нужно осуществлять и декларировать, декларировать и осуществлять.

Вторая из названных целей придает инициативе превентивный характер. При этом ответственность не перекладывается на других (вверх, вниз или вбок), как обычно делает разгильдяй, а строго распределяется между самим собой и окружением.

Антиразгильдяйская интенция воплощается в «вынужденно-инициативных» действиях, обеспечивающих осмысленное дозирование ответственности. Принцип дозированной ответственности есть существенная альтернатива практике так называемого «воспитания ответственности» (что обычно совпадает с массовой безответственностью). В зависимости от жизненной активности субъекта и особенностей ситуации, в которой он действует, человек может «взять на себя» больше или меньше, но в любом случае ответственность должна быть дозирована, а инициатива — вынуждена. Иначе его «не поймут», сочтя либо дураком, либо «себе на уме»…

Линия поведения, отвечающая изложенным выше антиразгильдяйским принципам (вынужденная инициатива, дозированная ответственность), всегда проходит по «лезвию бритвы». Успех определяется искусством осуществлять постепенное введение (с последующим закреплением) новых образцов поведения, при безусловном отказе от навязывания их окружающим.

Не «Делай как я!», а «Хочешь — делай, не хочешь — не делай. Но сначала посмотри, как я это делаю». Кстати, в сфере производственной рутины (а вовсе не социального творчества!) это давно стало азбукой рабочей педагогики. <…>

* * *

Вернусь, однако, к последовательному описанию событий.

Полуинтуитивной находкой, своего рода наитием был отказ Индивида от попыток отштамповать на ПКР хоть какую-нибудь готовую деталь — в условиях абсолютной неготовности к этому не только его самого, но и станка, техпроцессов [здесь — технической документации. — А. А.], технологической оснастки и т. д. Такая попытка перепутала бы все факторы последующего брака, поломок инструмента, неисправностей пресса.

Черпая из своих более или менее скромных социальных, научных и производственных ресурсов, экспериментирующий наладчик перехватил инициативу у цехового технолога (благо у той — инициативы просто не было…) и стал совершать так называемые «технологические пробы».

Когда пробиваемые прессом отверстия на выбранном в качестве образца стальном листе начали уходить далеко в сторону от положенных им мест (причем на простейшей модели характер и тенденции ошибок стали очевидными), экспериментатор объявил, что дальнейшие операции со станком — бессмысленны. А необходима — проверка координатной системы.

Предпринятая им на следующий день проверка с измерительными приборами показала, что координатная (геометрическая) система ПКР установлена с ошибкой точности, в несколько раз превышающей допустимую по техническим условиям! Так на третий день самостоятельной работы этого «странного рабочего» выяснилось то, чем за целый год не удосужились поинтересоваться его предшественники…

Ремарка: без ложной скромности.

Не следует ни переоценивать, ни недооценивать проницательность новичка, каким был в то время социолог-рабочий. Минимальная стажировка на соседнем заводе все же позволила правильно оценить состояние вверенного ему оборудования. Может и при некотором преувеличении личных достижений, ситуация в целом здесь и далее описана — по горячим следам — адекватно. (Сентябрь 1999).

…Заявление о том, что базовые линейки [установочные планки координатного стола. — А. А.] составляют вовсе не прямой, а тупой угол, было воспринято цеховой администрацией без удовольствия, но с разгильдяйским хладнокровием. Отвесив начальству первую дозу его ответственности, Индивид занялся опробованием операций, за которые ответственны теперь уже не геометрическая, а иные (механическая, электрическая и т. д.) системы станка.

В каждой из этих систем обнаруживалось нечто, исключающее ее (системы) нормальное функционирование. Но важно, что делалось это последовательно и с интервалами, обеспечивающими самообучение, овладение очередной технической подсистемой (ведь — «работать все равно нельзя!»).

Через неделю, когда все это перераспределение ответственности усилиями заинтересованного экспериментатора (создающего себе условия для роста собственной компетентности!) было уже осуществлено, социолог-наладчик понял, что пора проявлять новую вынужденную инициативу. А именно — проверить обеспеченность техпроцессов пробивным инструментом (матрицы, пуансоны и т. д.). Как оказалось, оснастка для ПКР содержится в таком же разгильдяйском состоянии. Вынужденный дожидаться ремонта станка, еще не вступившего в эксплуатацию, наладчик-штамповщик взял на себя функции сначала технолога, потом инструментальщика, чему никто не препятствовал…

Ремарка: бахвальство.

Вот это — уже гипербола! Функции технолога, как, впрочем, и некоторые другие «посторонние» функции, наладчику ПКР действительно довелось взять на себя, но гораздо позже. Пока же — всего лишь ознакомление с состоянием инструментального хозяйства своего станка… (Сентябрь 1999).

…На протяжении двух недель с лишним цеховой технолог Нюся Копырина (в «Письмах…» использовались почти исключительно псевдонимы. А. А.), загипнотизированная антиразгильдяйством своего подшефного, не успевала осваивать поступающие к ней, с отпечатками грязных пальцев, рукописные документы под названиями:

1)        «Перечень недостающих (не найденных?) в инструментальной кладовой пакетов пробивного инструмента (пуансон, матрица, съемник) для станка ПКР, с указанием деталей, для изготовления которых эти пакеты необходимы»;

2)        «Список техпроцессов ПКР, обеспеченных шаблонами в инструментальной кладовой в цехе . 3»;

3)        «Обеспеченность техпроцессов на ПКР необходимой документацией, шаблонами, инструментом».

И, наконец, под собственное хорошее настроение: «Оперативная сводка о положении дел на технологическом фронте по ПКР (после исправления части инструмента и заказа на шпонки)».

Все эти документы имели вид самодельных ведомостей с обозначением по каждому из 30 техпроцессов в колонках: (а) годности шаблона (да, нет); (б) наличия на этот шаблон формуляра (есть, нет); (в) какого инструмента не хватает и т. п. Технолог переписывала мою информацию уже в свои ведомости и перепасовывала вверх и вбок (из-за чего в цехе иногда возникали мелкие межведомственные конфликты).

Впрочем, не только на ней начал сказываться эффект «Тома Сойера, который красил забор». <…>

[Здесь опущено описание, в том же стиле, еще нескольких «подвигов», или эпизодов борьбы наладчика ПКР с «негэнтропийными» тенденциями в инженерной подготовке производства. — А. А.]

* * *

<…> Итак, в противоположность «не нашему» [ситуативный смысл: принадлежащего «буржуазной социологии». — А. А.] методу включенного наблюдения, наладчик координатно-револьверного пресса цеха №. 3 «Полифонмаша» предлагает в качестве методической новинки наблюдающее включение (окружающих) в собственную и коллективную деятельность.

Это — сознательное, контролируемое субъектом, включение новых факторов в наблюдаемую реальность, с готовностью испытать непосредственно на себе их обратное влияние. Такое введение в действие новых факторов, поскольку осуществляется человеком, который знает, чего хочет (в данном случае — запустить станок), не является беспорядочным, случайным. Средства подчинены цели, а не наоборот. Причем импульс исходит не сверху, а изнутри и снизу. <…>

Например, после месяца ожидания регулировки механической части станка (что должен делать вовсе не он, но те, кто должен, не делают!) социолог-наладчик отправляется на «родной завод» (где он проходил стажировку) и получает там консультацию. А на следующий день ставит цеховую администрацию перед фактом, что со станка сняты все кожуха. И приглашает начальника тех. бюро цеха принять участие в необходимой регулировке. Тому деваться некуда. Полдня провозились вместе. Проблема была, на первый случай, решена.

Так происходит постепенное принятие на себя ответственности, напоминающее спуск автомобиля с горки, но не с отпущенными тормозами, и даже не на тормозах, а, как говорят шоферы, — на скорости. То есть — с включенным сцеплением, когда колеса тормозятся самим двигателем. Последний, однако, вынужден наращивать обороты, под действием разогнавшейся машины.

(Известно также, что при севшем аккумуляторе можно завести автомашину, спуская ее с горки, с включенным зажиганием. Ей придется завестись, если, конечно, есть бензин.)

Такое расширение зоны собственной ответственности, подогреваемое заинтересованностью и опирающееся на растущую компетентность, осуществляется… также дозированно! И является естественным развитием стратегии и тактики «антиразгильдяйского» поведения в разгильдяйской среде. [Опять — примитивизирующая схема! См. ремарку выше. — А. А.]

По всем классическим правилам и канонам включенного наблюдения следовало бы «слиться со средой», пассивно приспосабливаясь к ней, и наблюдать за естественным ходом событий. И что бы «наблюли»? А лишь процесс гниения, вкупе с самим загнивающим наблюдателем. [Пожалуй, неплохо сказано! — А. А.]

Как видите, с совершенно неожиданной стороны приходит подтверждение и новая интерпретация известного тезиса о партийности науки.

* * *

Но что же было дальше? Тоже очень поучительно. В середине третьей недели самостоятельной работы наступил момент, когда у социолога-наладчика как будто иссякла фантазия по дозированному перераспределению функций (и ответственности) в свою пользу. Это усугублялось тем, что «все зависящее от него он начинал и кончал», а «все зависящее от начальства даже и не начиналось».

Тогда Индивид испытал органическую потребность в новой вынужденной инициативе, сопоставимой с известными действиями Балды, посредством веревки на берегу моря (сказка Пушкина). 6 февраля была составлена и запущена «Служебная записка», которую прилагаю. [Здесь эта записка опущена. — А. А.]

Служебная записка начальнику цеха от наладчика ПКР была предварительно продемонстрирована пенсионеру-инструментальщику Степану Филипповичу, у которого писалась на глазах. Тот оценил ее как разумную предохранительную меру. Потом текст был показан цеховому технологу, которой оставалось только со всем согласиться.

Следующим читателем был начальник тех. бюро, Авдейчиков, который, вздохнув, сказал, что его мощи не хватает, а «дело есть дело» (т. е. никаких обид).

Однако до начальника цеха рабочему дойти не дали. Сказали, что сначала надо обязательно к заместителю. Тот же оставил служебную записку у себя — для передачи начальнику. (Начальник цеха С. позднее заметил в разговоре, что не привык получать служебные записки от рабочих).

Через три дня прислали «главного проверяльщика» нового оборудования, контрольного мастера из РМЦ [ремонтно-механический цех. — А. А.]. Вместе с ним были произведены все положенные по паспорту станка контрольные процедуры технической приемки и выяснено, что базовые линейки действительно составляют тупой угол.

Причем с тем самым отклонением от прямого в 0,4 мм (а разрешено — 0,05!), какое было определено инициатором этой проверки еще три недели назад. Вообще же, ни по одному из шести заданных параметров координатная система в нормативы не укладывается, и все параллельные линии рано или поздно пересекаются (т. е. «по Лобачевскому», а вовсе не «по Эвклиду»!).

В тот же день на стол начальника цеха лег акт технической приемки. В нем удостоверялось, что станку (еще не работавшему!) необходим глубокий и ответственный ремонт. И вообще это уже прерогатива чуть ли не главного инженера завода.

(Примечательно, что на английских станках потребность в переустановке базовых координатных линеек возникла лишь на десятый год работы. Мне повезло присутствовать при этой сложной операции на заводе, где проходил двухнедельную стажировку.)

Так прошли свои «полевые испытания» выдвинутые и проведенные вашим корреспондентом принципы вынужденной инициативы и дозированной ответственности. <…>

* * *

Самый надежный способ управления снизу— это когда вышестоящий разгильдяй принимает вынужденное для себя (но предусмотренное подчиненным!) решение, как свое собственное (если все условия для этого самим подчиненным созданы). Своего рода — «дистанционное управление»…

Тут надо сказать, что плановый или — того хуже — внеплановый ремонт станка местными некомпетентными силами поставил бы под вопрос сам факт запуска ПКР (не говоря уж о сроках!). [Ремонтная служба цеха никогда не имела дела со станками этого типа. — А. А.]

Тогда был избран выход, на который Балда давно намекал, — пригласить «левака», т. е. мастера-аса, обслуживающего по геометрической части английские станки на соседнем заводе. Теперь начальство уже само попросило социолога-наладчика разыскать и пригласить этого аса для переговоров.

…Поистине мое наблюдающее участие7 — куда более эффективный и продуктивный метод, чем участвующее (включенное) наблюдение! И в научном, и в практическом отношениях… («Наблюдающее участие»… Кажется, первое, спонтанное употребление этого словосочетания, нечаянное изобретение термина. А. А.).

Смею думать, что это не только метод исследования, но и «метод жизни», заслуживающий разработки.

* * *

Еще несколько замечаний.

Чем ниже по лестнице социальной иерархии, тем в более светлые и теплые тона окрашивается разгильдяйство (в отличие от «угрюмого» разгильдяйства высокого начальника). Собственно, внизу разгильдяйство очень избирательно, а в трудовых контактах работающих рядом людей часто превращается во взаимную доброжелательность и непринужденную… ответственность (т. е. как бы в собственную противоположность!). Сергей Р. [С. М. Розет. — А. А.], социолог-слесарь (в отличие от социолога-наладчика), рассказывал, как его товарищи без лишних разговоров исправляли допущенный им, по неопытности, брак, чтобы не пострадали ни сам Сергей (в зарплате!), ни репутация участка. Очень сложный и, в рамках отмечавшегося выше «системного» качества, разумно организованный мир взаимных зависимостей и ответственностей…

<…> Интерес к человеку среди рабочих — это интерес скорее не к личности, а к живой душе. Ну, как если бы кошка мяукала — надо дать молока или выпустить на двор. Зовет человек — подойдут, спрашивает — покажут, просит — дадут. Вызывает раздражение та кошка, которая мяукает беспричинно (бывают такие вздорные животные!). «Кошка», знающая чего ей надо, встречает понимание.

Отсюда правило (если угодно, практические рекомендации новичку): сначала подумай, потом спроси; не спрашивай второй раз того же самого; ищи помощи, когда действительно исчерпал свои собственные ресурсы.

В течение нескольких дней социологу-наладчику таким образом удалось обзавестись тем минимумом полезных приспособлений, которых не спросишь в инструментальной кладовой, но без которых не проживешь. Например, медный пестик, которым можно колотить по любому стальному предмету, без боязни повредить его или пострадать самому. Или подходящий (тоже медный!) стержень для выталкивания пуансонов из пуансонодержателей.

Давалось это всегда по конкретному поводу, для данного случая, но… навсегда. Так что больше повода для затруднений в соответствующем деле не возникало.

К четвертому или пятому дню, при убывании частоты обращений Индивида к окружающим и при возрастании частоты обращений окружающих к нему, эти две величины сравнялись. И образовался некий «баланс общения». Вообще же, при отсутствии условий и необходимости, можно месяц проработать рядом с человеком и лишь обмениваться кивком при утренней встрече. А при наличии повода или необходимости — можно «прообщаться» с ним целых полчаса. В условиях общепризнанного начальственного разгильдяйства рабочие предпочитают использовать прямые производственные связи.

Если, скажем, мне для оснащения станка нужны шпонки и кому-то поручено их делать, то этот кто-то придет и спросит, «устроят ли тебя такие» или «как тебе удобно» (т. е. какой размер надо строго выдержать, а на какой начхать). В следующий раз и я уже постараюсь обойтись без посредников… И сначала спрошу у вероятного исполнителя, может ли он это сделать, а потом согласую вопрос с начальством.

Есть особая прелесть в непосредственных связях по формуле: «Как тебе удобно». Они возможны в отношениях только по горизонтали, исключающих необходимость «дистанционного управления»…

Ремарка: «Как тебе удобно…»

Пожалуй, это первое зафиксированное в тексте наблюдение социолога-рабочего, относящееся к проблеме внеформальной производственной активности и рабочей самоорганизации. (Сентябрь 1999).

* * *

<…> О социальном происхождении экспериментатора уже известно всем, кто удосужился об этом спросить. Вызвать замешательство это могло разве что у администрации, и то на первых порах. Не придуманный мотив смены обстановки («отдыха от учрежденческой суеты») удовлетворяет всех. Человек оценивается по его поведению, а не по происхождению. Его ситуация водолаза, пытающегося извлечь со дна морского затонувший корабль, вызывает куда больший интерес, чем анкетные данные.

Что касается интереса самого социолога-наладчика к окружающим, то этот интерес не выходит за пределы встречного. Обо мне знают примерно столько же, сколько я о других. И узнать больше я пока не стремлюсь…

Разумеется, Балда состоит на всяком там профсоюзном и партийном учете. Цеховой комитет проштамповал рабочему . 03445 разрешение на трехмесячное совместительство, против которого уже не стал возражать начальник цеха.

(А по просьбе профессора Ладова [В. А. Ядов. — А. А.], подкрепленной официальным отношением института, заводской отдел кадров умудрился разрешить совместительство на целый год. — Примечание 1980 г.)

Было бы ненужным бахвальством [предыдущее бахвальство было, конечно же, «необходимым»… — А. А.] утверждать, что социолог-наладчик не допустил за этот месяц ни одной технической ошибки. Пять пуансонов в ходе проб все-таки сломаны, из них два — по прямому указанию технолога. (Автор считает сегодня это заявление не благородным. Примечание 1980 г.). Похвалиться могу лишь тем, что ни одна из совершенных ошибок не была повторена. [Все-таки «похвалился»!.. — А. А.]

Все эти ошибки были потом резюмированы в «Инструкции по технике безопасности», составленной наладчиком ПКР самим для себя — тоже вынужденная инициатива, иначе ему пришлось бы расписываться за выполнение тех правил (из добытой на соседнем заводе инструкции), которые справедливы для английского станка, но категорически противопоказаны для советского. Фрагмент из этой инструкции, которую передал начальству в отпечатанном на собственной машинке виде, прилагаю. <…> [Здесь это приложение опущено. — А. А.]

Ремарка: письма с приложениями.

Вообще, почти ни одно из писем социолога-рабочего не обходится без «приложений», в качестве которых часто выступали деловые документы: служебные записки, замечания по технологическим процессам, акты производственных испытаний и т. п. Некоторые письма состояли почти исключительно из «приложений». (Сентябрь 1999).

* * *

Итак, этот социолог-расстрига и «странный рабочий» (наиболее употребительным самоопределением в то время у автора было: «социолог-наладчик». – А. А.) в новой ситуации не играет ничьей роли, кроме своей собственной. В этом, кстати, залог его душевного комфорта и внутри коллективного благополучия.

…В социологических кругах предметом живейшего интереса является «феномен А.». Будто бы тот изобрел «философский камень» и превращает социологическую бронзу в золото. Всякому хочется потрогать за шерстку этого экзотического зверька, чтобы убедиться, что мех настоящий… На самом деле, это — всего лишь одна из естественных форм реализации философии осмысленной жизненной активности (которую ваш корреспондент склонен исповедовать, не спеша формулировать). Это — жизненная стратегия строгого подчинения цели — Смыслу (при максимальной конкретизации осмысленных целей).

Что касается тактики, то мне остается завершить «любомудрствование» постулированием последнего принципа — социально-опережающего поведения. Имеется в виду создание и опробование новых образцов поведения, адаптация их к системе и адаптация системы к ним. Выживший образец поведения становится социальным прецедентом, после которого и относительно которого не столь диким становится чуть опережающий уже и этот прецедент новый шаг. (Своего рода выращивание «генофонда» образцов социального творчества.) Нет ничего удивительного в хорошем настроении вашего корреспондента, чувствующего себя кем-то вроде селекционера, которому вроде бы удается новый сорт.

Разумеется, речь идет о внедрении образцов поведения, отвечающих представлению экспериментатора о возможном и желательном — таком, что адекватно ситуации, но не воспроизводит, а преобразует и формирует ее.

Но оставим эти экзистенциальные и социологические сюжеты до встречи. <…>

* * *

В заключение позволю себе развлечь милых корреспонденток некоторыми сопоставительными данными самофотографии жизненного времени по известной Вам методике. (Имеется в виду ауторефлексивная методика «Время жизни». – А. А.).

Сравнению подлежат: январь-февраль 1979 г. и 50 дней 1980 г. (т. е. январь + 20 дней февраля). Для фона приведены данные за весь 1979 г. (учитывающие время отпуска и т. д.). Расчет — в часах среднесуточного времени.

<…> [Здесь опущены табличные данные. — А. А.]

А теперь — данные о «времени творчества» по месяцам. 1979 г.: январь — 3,8 час. в сутки; февраль — 3,4; март — 3,9; апрель — 2,3; май — 1,5; июнь — 2,5; июль — 5,1; август — 1,5; сентябрь — 0,8; октябрь — 1,6; ноябрь — 1,4; декабрь — 2,7. В среднем — 2,5. 1980 г.: январь — 3,2; февраль— 4,8 (в среднем за 20 дней).

Переструктурирование жизнедеятельности — в последние 2 мес. — происходит не только между зоной вынужденной (инструментальной) деятельности и зоной свободной (осмысленной) деятельности (в пользу последней), но и внутри самой «зоны свободы»: творчество, восприятие, общение.

Причем сами эти определения наполняются новым содержанием!

Например, в «творчестве» исчезает господство письменных текстов, в «восприятии» — так наз. профессионального и общекультурного восприятия; повышается удельный вес «иного» творчества и «иного» восприятия. <…> Пожалуй, здесь можно говорить о движении в сторону гармоничного развития личности от гипертрофированного профессионализма.

(Чтобы уж совсем не выглядеть в глазах Инны «ренегатом», признаюсь, что две «профессиональные» работы (не считая промежуточных результатов) за эти 50 дней все же выполнены. Одна — статья об использовании качественных методов в исследовании образа жизни; другая — о разработке частотных словарей как поисковом этапе контент-анализа.)

Разумеется, и это письмо я не отношу к разряду нетворческих занятий…

Добрый миллион «творческих личностей» занимается на работе тем, что с души воротит, а после работы возятся с машиной. Почему бы не наоборот — на работе возиться с машиной, а после работы — заниматься чем хочешь?

На этой прозаической (что имел в виду, употребляя это слово? Скорее всего, ничего не имел в виду. Примечание 1980 г.) ноте закончу свой отчет, полагая доказанными выдвинутые выше тривиальные и нетривиальные предположения.

Ремарка: хорошее настроение!

Пожалуй, жизнеощущение автора в тот период лучше всего может быть выражено французским: bon humeur — «хорошее настроение». (Сентябрь 1999).

* * *

Перечитав письмо, нахожу, что некоторые высказанные в нем философско-социологические соображения представляют не сугубо личный интерес. А именно: «формула разгильдяйства», принцип вынужденной инициативы, принцип дозированной ответственности, метод наблюдающего участия, практика «дистанционного управления» снизу, постулат социально-опережающей деятельности… Равно как и отдельные наблюдения касательно «соединения достижений научно-технической революции с преимуществами социализма». (Это — одна из стандартных, весьма популярных в свое время формул советского обществоведения. – А. А.)

Так что я даю согласие на использование этого письма в журналах «Знание-сила» или «ЭКО» (смотря какая редакция больше заинтересуется) — разумеется, с сохранением авторского надзора.

(Ну, тут автор увлекся! Предуведомлением к комплекту этих писем настоящее заявление денонсируется: «письма — только для друзей…». Примечание 1980 г.).

За фактическими справками можно обратиться к №. 6 «Экономической газеты» за 1980 г., где вкладыш «Страницы передового опыта» посвящен моему предприятию, а одна из статей — принадлежит бригадиру той самой комплексной бригады, среди верстаков которой (по «формуле разгильдяйства») установлен мой станок, коему полагается размещаться (как, скажем, координатно-расточному) в изолированном помещении.

В общем, я не сомневаюсь как в изобретательности, так и в такте моих корреспондентов. И уж совсем в заключение уместно процитировать «неизвестного поэта»:

…Не бойтесь заново начать,

Не бойтесь вовремя бросать,

Не бойтесь начинаться…

(К сочинению этих строчек автор письма имеет косвенное отношение, но, смею заверить, не в качестве автора, равно как и не в качестве адресата.) (Эти стихотворные строки принадлежат С Ф Минаковой)

* * *

Это письмо может рассматриваться как ответ на запрос Инны — «как идет ОЖ (образ жизни. – А. А.) после 3 января…». Похоже оно не поспеет к ее защите. (Имеется в виду защита докторской диссертации. – А. А.) Но, надеюсь, застанет в Москве. И все же — ни пуха, ни пера!

Любящий вас социолог-наладчик (Балда; Тиль Уленшпигель), 15.02.80

Ремарка: это был — манифест!

Первое письмо, как бы ни относиться к его форме, было своего рода профессиональным, а также жизненным «манифестом» социолога-рабочего на начальном этапе эксперимента.

Я попытался здесь, по ходу дела, откомментировать этот текст — для прояснения своего современного отношения к тогдашней ситуации, своему месту в ней и тогдашнему способу их отображения.

Соответствующего комментария заслуживают и остальные «Письма…». Но впредь ограничусь минимумом примечаний и ремарок, предоставив читателю, при желании, заняться этим самому. (Сентябрь 1999).

…Игра есть добровольное действие либо занятие, совершаемое внутри установленных границ места и времени по добровольно принятым, но абсолютно обязательным правилам с целью, заключенной в нем самом, сопровождаемое чувством напряжения и радости, а также сознанием «иного бытия», нежели «обыденная жизнь»… Й. Хейзинга. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М , 1992, с. 41.

…Сцена представляет зрителю события правдоподобно выдуманные; жизнь, предположительно, преподносит нам события реальные и обычно неотрепетированные… И. Гофман. Представление себя другим в повседневной жизни. М., 2000, с. 30.

…Личностное знание — это интеллектуальная самоотдача, поэтому в его претензии на истинность имеется определенная доля риска. Объективное знание такого рода может содержать лишь утверждения, для которых не исключена возможность оказаться ложными. Все утверждения, которые вы найдете в этой книге — это мои личные свершения, плоды идей интеллектуальной самоотдачи. Они претендуют на это и только на это… М. Полани. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М., 1985, с. 19.

<…>

(Продолжение следует)