На снимке: Плакат над главной проходной завода «Ленполиграфмаш».

Настоящий цикл материалов на Когита.ру был начат перепечаткой фрагмента из электронной переписки В.А. Ядова и Д.Н. Шалина (2010-2014), относящегося к «драматической социологии» А.Н. Алексеева, с комментарием последнего в виде извлечений из двух статей А. Алексеева в составе так называемой «Дискуссии через океан» (2011-2013). Эта первая публикация на Когита.ру называлась: Драматическая социология глазами Д. Шалина, В. Ядова и А. Алексеева

Вторая публикация называлась:  Драматическая социология глазами В. Ядова и А. Алексеева.  В нее вошла статья А. Алексеева «Наблюдающее участие и его синонимы» (2006), ранее публиковавшаяся в интернете, а также в журнале социологических и маркетинговых исследований «Телескоп» (2012).

Третья публикация  -  А. Алексеев. Что сказать мне удалось – не удалось – включала одноименный текст, написанный в 2001 г. и впервые опубликованный в: Алексеев А.Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Том 2. СПб.: Норма, 2003.

Четвертая публикация - Натурные эксперименты и пристрастное знание включает в себя переписку Д. Шалина, А. Алексеева и Б. Докторова на темы, релевантные содержанию данного цикла.

Пятая и шестая публикации в рамках цикла «Драматическая социология и наблюдающее участия»  - А. Алексеев. Познание действием (Так что же такое “драматическая социология”?) (начало; окончание) - воспроизводят статью автора этих строк, впервые опубликованную в журнале «Телескоп» (2006), а позднее в журнале «7 искусств» (2013).

Седьмая публикация - Так что же такое «драматическая социология»? Продолжение темы  - возвращает к материалам, опубликованным нами на Когита.ру два года назад, но с тех пор наверняка уже забытым даже заинтересованными в этой теме читателями.

Среди них:

- Познание действием. От автора - сегодня, 30 лет спустя

- А. Алексеев, А. Кетегат. Про «Серегу-штрейкбрехера» и не только о нем (начало; окончание).

Восьмая, девятая и десятая  публикации, включают извлечения из авторского цикла «Письма Любимым женщинам» (1980-1982), представленного в главах 2 и 3 книги: А.Н. Алексеев. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Тт. 1-4. СПб.: Норма, 2003-2005. См. эту композицию также в журнале «7 искусств».

В одиннадцатой и двенадцатой публикациях, под общим названием:  А. Алексеев. Выход из мертвой зоны, -  был предъявлен одноименный авторский цикл, вошедший в главу 5 книги «Драматическая социология и социологическая ауторефлексия». Они посвящены событиям «эксперимента социолога-рабочего», имевшим место в первой половине 1982 г., т. е. являются прямым продолжением «Писем Любимым женщинам» (см. выше).

Очередные публикации – тринадцатая и четырнадцатая,  – под общим названием  «Эксперимент, который исследователем не планировался», посвящены «делу» социолога рабочего (исключение из партии и т. п.; 1984).

А. Алексеев. 15 марта 2016

**

Из книги «Драматическая социология и социологическая ауторефлексия» (том 2):

ГЛАВА 8

«ДЕЛО» СОЦИОЛОГА-РАБОЧЕГО (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

Дело…

1.  Работа, созидательная деятельность…

2. Чья-л. деятельность, имеющая идеологическую, марксистско-ленинскую платформу, направленная на построение социализма и коммунизма…

3.  То, что непосредственно, близко касается кого-л., чего-л., входит в чьи-л. задачи…

4.  Специальность, профессия, круг занятий…

5. Административное, судебное разбирательство; судебный процесс по поводу какого-л. факта, события…

6. Собрание документов, относящихся к какому-либо факту, лицу…

В.М. Мокиенко, Т.Г. Никитина. Толковый словарь языка Совдепии. М.: Фолио-пресс, 1998, с. 150–152

Не беги от волны, милый мальчик, побежишь — разобьет, опрокинет, но к волне обернись, наклонися и прими ее с твердой душою.

Н.К. Рерих («Священные знаки») (@)

…Я пытался сохранить спокойствие, но мне это не всегда удавалось. Меня спасло то, что на каком-то этапе борьбы я решил, что ко всему надо относиться с юмором, поскольку всякое познание есть благо. Я успокоился, ненависть во мне сменилась любопытством, которое мой противник удовлетворял активно, обнажаясь как на стриптизе. Я уже не боролся, а собирал материал для данного сочинения [выделено мною. — А. А.]: а мой противник и его дружки деятельно мне помогали, развивая этот грандиозный сюжет и делая один за другим ходы, которые, может быть, не всегда придумаешь за столом. Сюжет этот не просто увлекателен, он, мне кажется, объясняет некоторые происходящие в нашей стране явления, которые не то что со стороны, а изнутри не всегда понятны…

В. Войнович. «Иванькиада». (Цит. по: Войнович В. Малое собрание сочинений в 5 томах.Т. 3. М.: Фабула, Рапид, Сиа-банк, 1995, с. 435)

8.1. Хроника эксперимента. Взгляд из 1988 года

Из очерка А. Э. Головкова «…мир погибнет, если я остановлюсь!» (май 1988)

<…> Весьма подробно об этом уже писала «Литературная газета» (Л. Графова. «Преодоление пределов», «ЛГ» от 23 сентября 1987 года, № 39). Поэтому ограничимся хроникой.

1982 год. После первых докладов на ученом совете ИСЭПа о результатах примененного им метода «наблюдающего участия» и вывода о том, что «своеобразным солнечным сплетением системы производственных отношений является управление распределением, а ключевой проблемой — реализация принципа «от каждого — по способностям, каждому — по труду», Алексеева на всякий случай увольняют из института (он работал там на полставки) под предлогом «сокращения штатов». Это было в январе.

1983 год. Обыск и налет на квартиру. [Как явствует из сказанного в предыдущей главе, это два разных события. — А. А.]

1984  год, март. Справка «В отношении Алексеева А. Н.» разослана [из УКГБ ЛО. — А. А.] по организациям, в том числе и на завод «Ленполиграфмаш».

1984 год, май. Заводской комитет [правильно: партком завода. — А. А.] утверждает решение цехового партийного собрания об исключении Алексеева из рядов КПСС.

1984 год, август. Секретариат Ленинградской организации принимает решение об исключении Алексеева из Союза журналистов СССР.

1986 год, январь. На бюро Ленинградского отделения Советской социологической ассоциации Алексеева исключают из рядов ССА. <…>

(Огонек, 1988, ¹ 19)

8.2. «В отношении Алексеева А. Н.» (справка УКГБ ЛО)

[Нижеследующий документ был отправлен из УКГБ ЛО в партийный комитет «Ленполиграфмаша» и в некоторые другие официальные адреса в марте 1984 г. — А. А.]

Справка. 12.03.84. № 5-3/493. Ленинград

В ОТНОШЕНИИ АЛЕКСЕЕВА А.Н.

В январе с.г. в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 25 декабря 1972 г. «О применении органами государственной безопасности предостережения в качестве меры профилактического воздействия» Управление КГБ по Ленинградской области объявило официальное предостережение

Алексееву Андрею Николаевичу, 1934 г. рождения, русскому, члену КПСС с 1961 г., кандидату философских наук, работающему слесарем-наладчиком завода «Полиграфмаш», проживающему по адресу: Ленинград, Наличная ул., дом 40, корп. 1, кв. 132,

— в связи с тем, что он хранил и распространял среди своих знакомых произведения политически вредного содержания, не издававшиеся в СССР и не подлежащие распространению на территории Советского Союза, а также распространял в своем окружении изготовленные им машинописные документы, содержащие политически вредные и идеологически невыдержанные оценки отдельных сторон советской действительности.

Алексеев в 1956 г. окончил факультет журналистики ЛГУ им. А. А. Жданова, член Союза журналистов СССР с 1961 г. В 1964–1965 гг. работал в редакции «Ленинградской правды» в должности заведующего промышленным отделом, в 1975–1981 гг. — старшим научным сотрудником в Институте социально-экономических проблем АН СССР.

В январе 1980 г. Алексеев приступил к проведению социологического исследования в рабочей среде по типу «включенного наблюдения» и перешел на работу в качестве слесаря-наладчика на завод «Полиграфмаш», продолжая до декабря 1981 г. научную работу в ИСЭП АН СССР по совместительству.

Имеющиеся в Управлении КГБ СССР по Ленинградской области материалы свидетельствуют, что Алексеев хранил и в 1978–1982 гг. распространял среди своих знакомых копии изданных за границей клеветнических произведений «Зияющие высоты» и «Светлое будущее», автором которых является бывший советский гражданин Зиновьев А. А., сотрудничающий с эмигрантскими антисоветскими организациями.

В 1980–1982 гг. в период работы на заводе «Полиграфмаш» на основании полученных им материалов в процессе т. н. «включенного наблюдения» Алексеев написал несколько статей политически вредного содержания, под названием «Письма любимым женщинам», в которых он в иносказательной форме допускает измышления о генеральной линии партии, с клеветнических позиций оценивает советскую пропаганду, оскорбительно отзывается о рабочем классе.

Кроме того, установлено, что в 1979–1981 гг. Алексеев организовал и провел несанкционированное партийными органами и администрацией ИСЭП АН СССР социологическое исследование «О состоянии и перспективах развития советского общества». Вопросы анкеты «Ожидаете ли Вы перемен?» и методологический комментарий к ней носили тенденциозный характер и были построены таким образом, чтобы получить негативные ответы о состоянии и перспективах развития советского общества.

По месту жительства у Алексеева изъяты политически вредные произведения Дж. Оруэлла «1984» на английском языке, цитатник Мао-Цзэ-дуна, машинописные отрывки из книги Ф. Искандера «Сандро. Новые главы», клеветнического содержания, и восемь документов с грифом «Для служебного пользования». Один из документов — доклад академика Т. И. Заславской «Социальный механизм развития экономики» — был размножен им и распространен в своем окружении. Такое обращение с документами «Для служебного пользования» является нарушением установленных правил работы с ними.

На беседе в Управлении КГБ СССР по Ленинградской области Алексеев А. Н. вел себя неискренне, от дачи правдивых объяснений по указанным выше фактам уклонился.

Начальник подразделения УКГБ ЛО В. И. Полозюк

Ремарка 1: ожидания оправдались.

Фактические неточности в документе: 1) правильное обозначение работы автора на заводе, по штатному расписанию, — не «слесарь-наладчик», а «наладчик технологического оборудования»; 2) окончил — не «факультет журналистики», а филологический факультет ЛГУ. О «хранении и распространении» произведений А. Зиновьева специально речь пойдет ниже.

…Стоит заметить, что круг обвинений в справке УКГБ ЛО (за исключением «эпизода» с произведениями Зиновьева) в общем совпал с теми, которые социолог-испытатель сам «вычислил», сразу после обыска, и который хотел было «авансом» опровергать в тексте своего первоначального варианта письма начальнику УКГБ ЛО Носыреву, осенью 1983 г. (От чего его вовремя предостерегли друзья; см. выше). (Сентябрь-ноябрь 2000).

Ремарка 2: кому повезло — кому не повезло?..

Вообще говоря, Управлению КГБ в этом деле… не повезло. (Или повезло мне?)

Обыск, прикрытый фиговым листком поиска валютных ценностей и т. п., был рассчитан на обнаружение запрещенной литературы. Скажем, изъяли бы те же «Зияющие высоты», или «Архипелаг ГУЛАГ»… И нет проблем для органов! Можно было бы и судить (как минимум, по статье 190-1 УК), можно и раскалывать (под угрозой уголовного преследования). Формально все было бы «по закону»…

А тут, как на грех: ни «Посева», ни даже «Имки-пресс»! Оруэлл — и тот на английском языке… С Мао-Цзэ-дуном — и совсем смешно. Несколько машинописных листков с неопубликованными фрагментами романа Ф. Искандера «Сандро из Чегема» и с письмами М. Цветаевой… В общем, «не тянет» ни на какую статью!

А особенно не повезло сотрудникам госбезопасности — с материалами опроса «Ожидаете ли Вы перемен?»². Надежды заполучить при обыске записи крамольных экспертных интервью не оправдались. (А уж там — хватило бы и на «коллективное» дело!)

Вот и пришлось, в обоснование последующих санкций, сосредоточиться на «Письмах Любимым женщинам», окрестив их «статьями».

Ход вообще-то не самый сильный… По крайней мере, открывающий путь для самообороны и даже для контратаки. (Сентябрь 1999).

8.3. «Разрешаю ссылаться на эти документы…»

Ремарка: досье на самого себя.

В конце 1983 — начале 1984 г. социолог-испытатель активно собирал «досье на самого себя»: все документы, имеющие отношение к обыску в его квартире и к последующим событиям, включая официальное предостережение органов госбезопасности и т. п.

«Досье» имело вид композиции документов, с длинным и, пожалуй, претенциозным названием:

 «Дело Алексеева (из опыта экспериментальной социологии), или: Приключения социолога-наладчика (личная хроника конца 1983 года), или: Игры сталкера. 1984 (документально-драматургический поиск)».

Тогдашняя «автоаннотация»:

«Что это такое? Конечно, черт-те что… Но “знающий меня — улыбнется” (заимствовано у М. Цветаевой)».

На титульном листе каждого из разделов надпись:

«Личный архив! Чтение и даже перелистывание — только с согласия А.Н. Алексеева. 01.1984».

Как же, как же!

Ниже — оглавление этой композиции. (Сентябрь 2000).

«Дело Алексеева». Оглавление (конец 1983 — начало 1984 г.)

0. Пролог: «Не только о себе»

I. Начало

II. Канун

1. Утро года. Характеристики. 2. На сотню умных — один дурак. 3. Социология театра. 4. Детектив с псевдонимом. 5. Из деловой переписки. 6. Предупреждение богов. 7. Социология жизни/ 8. Ох, уж этот А.! 9. Человек в системе реальных производственных отношений

III. Заподозренный

1. Обыск и выемка. 2. Свидетели по валютному делу. 3. А жизнь идет… 4. Прокурорский надзор. 4а. Отличие заподозренного от подозреваемого. 5. «Уважаемые товарищи!..». 6. Товарищеская критика. 7. Объяснения Любимых

8. Малолетний взломщик. 9. Предложения в Госкомтруд. 10. «Нам надо трезво представлять, где мы находимся…». 11. Бригадный подряд. 12. Место встречи изменить нельзя

IV. Предостереженный

1. Несогласный с претензиями. 2. Остается на счете. 3. По следам наших выступлений. 4. Не подлежит ввозу, вывозу и распространению 4а. Минута молчания. 0. Эпилог: «Театральный разъезд»

А. А. , 1984

Ремарка: «дочерние» досье.

Из этого многостраничного «Дела А. » формировались композиции поменьше (только официальные и публичные документы): «Фрагменты дела А.» и «Выжимки из дела А.». Такие «микрокомпозиции» предназначались для «распространения»…

Здесь надо заметить, что из официальных документов социолог-испытатель, на «законных» основаниях, располагал тогда лишь протоколом обыска (полным списком изъятого) и несколькими ответами на свои запросы в прокуратуру и т. п. Не без труда удалось снять копии с некоторых других документов: ордер на обыск и выемку, справка УКГБ ЛО… Собственных же письменных обращений в различные инстанции (прокуратура, милиция, Управление КГБ, партийная организация) накопилось несколько десятков.

Обнародование, ознакомление с этими текстами всех, «кому это может быть интересно», и стало главным способом самозащиты: «на миру и смерть красна!». (Сентябрь 2000).

***

Из «открытого письма» социолога-испытателя (март 1984)

[Ниже — текст публичной записки, предварявшей собрания документов под названиями «Фрагменты…» и «Выжимки…». — А. А.]

<…> Как я имел несколько случаев убедиться, молва о «чрезвычайных обстоятельствах» гражданина, ученого и коммуниста Алексеева конца 1983 г., как и положено молве, получила не контролируемое ни авторитетными организациями, ни, тем более, самим А. распространение.

Я не могу себе позволить — оставить иногда фантастические, иногда сочувственные, иногда злорадственные домыслы и легенды без корректив. Настоящие 27 документов («Фрагменты…») и, соответственно, 10 документов («Выжимки…») из «дела» Алексеева могут внести на сей счет необходимую ясность.

С этими 27 или 10 документами (не обязательно со всей их подборкой) я ознакомил уже добрую сотню человек, кто меня спрашивал: «Что же с тобою произошло?».

Не налагаю ограничений на ознакомление с этими документами и впредь — всех тех, кто меня знает лично, или хотя бы знает о моем существовании. Разрешаю ссылаться на указанные документы в разговорах, столкнувшись с невольным или намеренным искажением истины. Рекомендую обращение лично ко мне, в целях ознакомления с каким-либо из них или для иных разъяснений.

Глубоко убежден, что прилагаемые документы не компрометируют ни меня, ни лица и организации, в них фигурирующие. Каждый делает свое общепартийное, общегосударственное, общенародное дело — кто лучше, кто хуже… На ошибках, как известно, учатся.

Андрей Алексеев, март 1984

Ремарка: «эзопов язык…»

Двусмысленность последнего абзаца довольно очевидна. Тоже своего рода «эзопов язык»…

К словам «…иногда злорадственные домыслы и легенды…» было примечание: «Субъекты типа: И.С., Б.П., Н.Л., В.М. (последнему — первый кнут)».

Намек, спрятанный за инициалами, был понятен «посвященным». (Сентябрь 2000).

***

Р. Рывкина — А. Алексееву (январь 1984)

<…> Прочитала — все! [Речь идет о «Фрагментах дела А.». — А. А.]

Потрясена практическим решением проблемы «Личность и организация»… Сотни пухлых монографий (в мире). Правда, у нас — меньше десятка (две-три). А пример — один!

С этой точки зрения, тебя есть с чем поздравить также. А не только с победой по прямой линии… [Под «победой», вероятно, имелось в виду то обстоятельство, что органы госбезопасности не пошли дальше официального предостережения социологу-рабочему. — А. А.]

Получен научный эффект — как «побочный результат» происходившего взаимодействия с социальными институтами.

К тому же, еще один новый жанр: социологическая документалистика. Тексты написаны в двух измерениях:

1) деловом (в адрес должностного лица) и

2) аналитическом (в адрес некоего «совокупного социолога», который в них увидит, если сумеет, инструмент, анализирующий ситуацию, расставляющий измерительные приборы, с тем, чтобы затем снять показания). <…>

Инна, январь 1984

8.4. Решение партийного бюро: «Исключить антисоветчика…»

Несколько вступительных слов

Стоит напомнить, что до поступления на «Ленполиграфмаш» справки УКГБ ЛО «В отношении Алексеева А. Н.» первичная партийная организация занимала в «деле» социолога-рабочего нейтральную и, так сказать, выжидательную позицию.

С марта 1984 г. заработала «партийная машина».

Ниже — извлечение из «объяснения», затребованного партийной организацией у своего члена сразу после того, как на завод поступила упомянутая справка из Управления КГБ.

Поскольку основные положения этого документа воспроизводятся и в позднейших текстах (выступление на партийном собрании цеха и др.), приведем здесь только его «резюме». (Сентябрь 1999 — ноябрь 2000).

Из «Объяснения коммуниста» (март 1984)

<…> Внимательное сопоставление всего сделанного, написанного, сказанного мною за сознательную жизнь, совпадающую с пребыванием в партии [так! — А. А.], исключает версию о «двойном дне», которую, похоже, хотят ко мне отнести. Я не только уверен в своей невиновности, но и убежден, что делаю нужное, партийное дело. Хорошо или плохо [делаю. — А. А.] — другой вопрос. Тут уж не мне судить. Но свою позицию коммуниста я готов отстаивать, буду отстаивать и настаиваю на ошибке, допущенной конкретными сотрудниками УКГБ ЛО в отношении меня.

Для меня жизненно важно, чтобы партийная организация не повторила этой ошибки, а, наоборот, помогла ее исправить.

А. Алексеев, 24.03.84

***

Из акта комиссии партийного расследования цеха № 3 Ленинградского завода полиграфических машин (апрель 1984)

<…> В своем объяснении Алексеев А. Н. не признал себя виновным ни по одному из положений предъявленных обвинений, изложенных в справке Управления КГБ по Ленинградской области от 12 марта 1984 г. Не дал принципиальной оценки своим заблуждениям и действиям.

<…> В ходе партийного расследования Алексеев А. Н. проявил неискренность, вины своей не признал.

Убеждения и действия Алексеева А. Н. несовместимы с пребыванием в рядах КПСС.

Председатель комиссии: Максимов Б. Г.

Члены комиссии Калинин М. Ф., Лобов Е. А.

***

Из «Записей для памяти» (апрель 1984)

<…> Утром 13.04.84 (пятница), между 9 и 10 час., к моему рабочему месту подошел секретарь партбюро цеха Новиков и известил, что заседание партийного бюро, на котором будет обсуждаться мое персональное

дело, назначено на 10-30. Но сначала — другой вопрос (прием в ряды КПСС). Так что я понадоблюсь только в 10-45. Чтобы мне не ожидать у дверей, меня специально пригласят от рабочего места.

Я был вызван на полчаса позже назначенного срока: либо начало заседания задержалось, либо затянулся предыдущий вопрос, либо (что наиболее вероятно) обсуждение моего вопроса началось еще до того, как меня пригласили. Заседание партийного бюро происходило в кабинете начальника цеха. Там присутствовали:

—  члены партбюро цеха: В. Новиков (секретарь), А. Червяков (зам. секретаря по идеологической работе), М. Калинин (зам. секретаря по орг. работе), Е. Понтюхов, Н. Толстова, А. Данилушкин (первые четверо — рабочие, Толстова — технолог, Данилушкин — начальник цеха);

— члены комиссии партийного расследования: Б. Максимов (председатель), Е. Лобов (оба — рабочие; первый — член парткома завода, второй — партгрупорг участка). Третьим членом комиссии является М. Калинин, член партбюро цеха, уже упоминавшийся.

На заседании партийного бюро присутствовала также зам. секретаря парткома по идеологии Л. Герасимова.

(Кабинет начальника цеха — довольно тесный. Начальник цеха сидел на своем обычном месте, во главе стола. За столом, приставленным к его столу в виде ножки буквы «Т», сидели Толстова (ведшая протокол) и Червяков. На стульях, приставленных к стене, ближней ко входной двери, сидели Понтюхов, Калинин, Максимов, Лобов. На стуле у противоположной стены — Герасимова. Секретарь партбюро Новиков — за столом начальника цеха, сбоку. Я сел на стул, приставленный к торцу второго стола, т. е. в основании ножки буквы «Т»).

Стенные часы были у меня за спиной, так что я лишь приблизительно могу сказать, что обсуждение началось в 11-15, а закончилось в 12-30 (обеденный перерыв в цехе с 12 до 12-40). По ходу дела выступающие вставали. Вопросы задавались сидя. Я вставал, отвечая на вопросы.

Обсуждение началось с информации секретаря партбюро Новикова, сообщившего, что в партком завода поступила справка из Управления КГБ «В отношении Алексеева А. Н.». В связи с чем было проведено партийное расследование. Алексеевым представлена «объяснительная» («объяснение коммуниста», как тут же сам поправился секретарь партбюро). Имеется акт комиссии партийного расследования.

Было предложено зачитать документы. Новиков зачитал: сначала — справку УКГБ ЛО от 12.03.84, затем — мое «Объяснение…» от 24.03.84. [См. выше. — А. А.] . Последнее зачитывалось полностью, по предложению одного из членов партбюро (было и предложение — обойтись без этого).

Что касается акта комиссии, то Червяков предложил зачитать его потом, а сначала — пусть присутствующие зададут мне вопросы.

Вопросов было много. Я делал заметки для себя и, кажется, могу сейчас воспроизвести все вопросы, в той последовательности, как мне их задавали.

***

Максимов: В свое время Вы сменили профессию журналиста на профессию социолога. По собственной инициативе или по чьему-либо совету?

Я ответил, что по собственной инициативе. Вообще, среди социологов с 15-20-летним стажем практически нет людей, которые бы не вышли из какой-либо другой профессии.

Калинин: Почему Вы, как коммунист, не подсказывали, не направляли (так! — А. А. ) партийную организацию, имея высшее образование и профессиональный опыт социолога?

Я сказал, что считаю своей главной обязанностью хорошо делать свое производственное дело. Когда что-либо этому препятствовало, я искал помощи у партийной организации, ставил вопросы перед администрацией, обращался с предложениями к главному технологу, не получив на них ответа — обратился в партком (правда, также ответа не получил), выступал на партийных собраниях. Что же касается того, чтобы «направлять» партийную организацию, то я полагаю такую постановку вопроса неуместной.

<…> Вопрос Данилушкина, который я не успел записать, но смысл сводился к претензии, что я занимался своими личными делами, в частности — писанием писем, в рабочее время.

Я поинтересовался, откуда ему об этом известно. Данилушкин сказал, что знает об этом из моих же писем.

Я сказал, что вообще-то нехорошо читать чужие письма, но коль скоро его интересует этот вопрос, то могу сообщить, что в 1980–81 гг. (Данилушкин тогда в цехе еще не работал) я имел неполную производственную загрузку. Насколько мог, я инициативно увеличивал загрузку — за счет того, что работал и за технологов, и за ремонтников, и выпускал на своем станке продукцию, не предусмотренную штатными технологическими процессами на ПКР.

Вопрос о внутрисменных простоях неоднократно поднимал — не только устно, но и в служебных записках на имя начальника цеха (тогда — А. М. Соловейчик). Я даже просил разрешения на освоение дополнительной специальности — шлифовщика (но поддержки, к сожалению, не получил). Вопрос о вынужденных простоях наладчика ПКР ставился мною на цеховом партийном собрании, в декабре 1981 г.

Лишь в 1982 г. удалось-таки добиться полной производственной загрузки, а с вступлением в бригаду этот вопрос вообще оказался снят.

Так что своими «личными» делами в рабочее время я, если и занимался, то лишь тогда, когда оказывались исчерпаны все возможности занять себя производственным делом.

Лобов: Адресаты Ваших писем — настоящие или вымышленные?

Ответ: Я писал конкретным, реальным людям. Это мои личные друзья и, как правило, коллеги по социологической профессии.

Данилушкин: Кто Вы все-таки больше сегодня: социолог или рабочий?

[Вопрос характерный, задававшийся неоднократно и после. Социолог-рабочий отвечает на него с готовностью. — А. А.]

Ответ: Думаю, что и то, и другое в равной мере. В качестве социолога я за все время работы на заводе не совершил ни одного исследовательского шага, не вызванного необходимостью выполнения своих обязанностей в качестве рабочего. Например, кому как не социологу интересоваться действующими на заводе формами оплаты в бригаде на единый наряд? Но я ознакомился с этим не раньше, чем сам стал членом бригады, т. е. только в прошлом году.

Данилушкин: На какой срок рассчитано Ваше «включенное наблюдение»?

Ответ: Строго говоря, это не «включенное наблюдение», как об этом написано в справке УКГБ ЛО. Такое наблюдение действительно рассчитывается на определенный срок: узнал, что надо, «выведал» (по возможности незаметно) и ушел. Мое положение или позицию правильнее назвать — «наблюдающее участие». Я делаю свое производственное дело, участвую в жизни коллектива и осмысляю это. Такое участие может быть бессрочным.

Данилушкин: Где помещены, как использовались результаты Ваших исследований?

Ответ: Пока я работал по совместительству в ИСЭП АН СССР, я представлял туда научные отчеты. Насколько мне известно, года два назад секретарь партбюро института ознакомил партком завода с моим отчетом (правда, это было сделано почему-то втайне от меня).

Немало публикаций в журналах, в научных изданиях. И отчеты, и публикации последних трех лет ныне переданы мною в комиссию партийного расследования. Кстати, там есть предложения по совершенствованию системы нормирования труда, подготовленные по заказу Госкомтруда — не далее, как в ноябре прошлого года.

Вообще, в науке период внедрения результатов более продолжителен, чем, скажем, период между запуском и выпуском нового изделия на производстве. Мои заводские наблюдения еще не успели найти полного отражения в публикациях. В прошлом году написана большая статья, обобщающая результаты исследований на заводе. Возможно, она будет опубликована. <…>

Новиков: Вы настаиваете, что не занимались распространением копий антисоветских сочинений Зиновьева?

Ответ: Да, я на этом настаиваю.

Данилушкин: Что представляет собой издание Мао Цзэ-дуна, о котором говорится в справке УКГБ ЛО. Какого оно года?

Ответ: Середины 60-х гг.

Данилушкин: А где издано?

Ответ: Думаю, что в Пекине.

Данилушкин: Как оно к Вам попало?

Я выразил готовность ответить, но Новиков сказал, что это не интересно.

<…> Калинин: Считаете ли Вы себя хоть в чем-то виноватым?

Ответ: Всякий человек может иметь недостатки и совершать ошибки. И я наверняка не составляю исключения. Однако в том, что мне инкриминируется в справке УКГБ ЛО, я себя виноватым решительно не считаю.

Новиков: Проводилось ли Вами не санкционированное исследование?

Ответ: Если Вы имеете в виду исследование производственной жизни изнутри, «глазами рабочего», то оно стояло в плане научного института, и мое поступление на завод происходило при поддержке партийных органов.

Новиков пояснил, что имеется в виду анкетирование по общественным проблемам советского общества.

Я: Об этом сказано в моем «Объяснении коммуниста». То было опробование социологической методики, в ограниченном кругу моих знакомых.

Данилушкин: Значит, анкетирования Вы не проводили?

Ответ: Анкетирования я не проводил…

Ремарка: не всякий опрос — анкетирование.

Здесь социолог-испытатель пользуется тем, что начальник цеха не искушен в социологической терминологии и не видит разницы между экспертным опросом и «анкетированием». (Ноябрь 2000).

…Данилушкин: В своем объяснении Вы пишете, что заботились о такте, деликатности. Как Вы объясните, что, обращаясь к конкретной «любимой женщине», Вы употребляли нецензурные выражения?

Ответ: Хотелось бы знать, какие именно выражения имеются в виду. Но для этого, наверное, надо спросить разрешения у присутствующих здесь женщин.

Данилушкин: Например, «придурок».

Я: Это слово — из литературного языка.

Данилушкин: Там попадаются и другие, правда, с точками…

Я: Вот именно, что с точками. Впрочем, врач врачу может сказать и без точек. Я напоминаю, что мой адресат является также социологом.

<…> Лобов: Вы писали в своих письмах о «Генеральной линейке», которая искривлена. Что имелось в виду?

Ответ: Ох, уж эта «Генеральная линейка»! Так я называл поперечину траверзы своего станка (координатный пресс с револьверной головкой).

Лобов: Не было ли там иносказания?

Ответ: Конечно, было. Там даже сказано — «притча о генеральной линейке». Иносказательный смысл заключался в том, что…

Тут я был прерван Червяковым, который заявил, что и так ясно.

И все же я настоял на том, чтобы сообщить, что «притча о генеральной линейке» является ничем иным, как иллюстрацией к известному высказыванию Ленина: «Кто берется за частные вопросы без предварительного решения общих, тот неминуемо будет на каждом шагу бессознательно для себя “натыкаться” на эти общие вопросы» (ПСС, т. 15, с. 368).

В ответ на это мое заявление Новиков подал реплику, что Ленин говорил также: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Я не стал эту реплику комментировать.

Новиков: Отдавая должное всему хорошему, что Вы сделали для нашего коллектива (так! — А. А. ), как все-таки понимать такую фразу из Вашего письма (зачитывает по записной книжке цитату, из которой усматривается «циничное отношение к коллективу»).

Я: Вырванная из контекста, эта фраза не может обсуждаться. Если бы мои письма лежали на этом столе, я мог бы показать, что такое истолкование, которое дает тов. Новиков, неправомерно.

Данилушкин: <…> Вы пишете, что можете нарочно вынуть из станка деталь, без которой работать нельзя, и требовать, чтобы устранили неполадку.

Я: Четыре года назад, когда ремонтники не хотели заниматься станком, мне пришлось вместо положенной пробки заглушить пневмоцилиндр обыкновенным болтом. Его надо бы заменить, но он и сейчас там стоит.

Данилушкин: Так Вы вынимали, нарочно, этот болт?

Ответ: Конечно, нет. Это воображаемая ситуация. В реальности подобные случаи в цехе бывали, но не со мной…

Ремарка: болт, предъявленный в партийную комиссию.

С социологом-рабочим такой «случай» все же однажды произошел, несколько месяцев спустя: он решил въяве продемонстрировать этот, не дававший его оппонентам покоя, болт в партийной комиссии горкома КПСС.

Пропутешествовав из цеха в Смольный и обратно, злополучный болт на следующий день был ввинчен в тот же пневмоцилиндр. (Сентябрь 1999).

<…> Понтюхов: Почему Вы не выступали на собраниях, когда сталкивались с производственными неполадками?

Ответ: Вероятно, Вам случайно не довелось присутствовать на тех собраниях, где я выступал.

***

После того, как я ответил на вопросы, В. И. Новиков зачитал акт комиссии партийного расследования. С содержанием этого акта до заседания партийного бюро меня не знакомили. После зачтения акта тов. Новиков предложил высказаться членам партийного бюро. Выступали: Калинин, Червяков.

Калинин в своем выступлении просто повторил заключительные слова акта комиссии партийного расследования, отметив, что комиссия была единодушна. При этом он заметил, что комиссия для своих заключений получила «все материалы, которыми могла располагать» (так! — А. А. ).

Червяков в своем выступлении сказал, что за 30 с лишним лет жизни у него «никогда и в мыслях не было, чтобы органы внутренних дел или госбезопасности могли ошибиться». Он присоединяется к мнению комиссии партийного расследования.

Председательствующий (Новиков) спросил, хочет ли еще кто-либо из членов бюро высказаться. Нет. Мне высказаться, кроме ответов на вопросы, не предлагалось.

Новиков предложил следующий проект решения партийного бюро: — Рекомендовать партийному собранию исключить Алексеева А. Н. из партии за распространение антисоветской литературы и написание статей политически вредного содержания.

Других предложений не поступило. Голосовали шестеро присутствующих членов партийного бюро цеха: Новиков, Калинин, Червяков, Данилушкин, Понтюхов, Толстова. Предложение секретаря партбюро принято единогласно.

После этого Новиков известил, что партийное собрание цеха, на котором будет разбираться персональное дело А., состоится 16 апреля, в понедельник, в 16-15.

Объявление о партийном собрании было вывешено в тот же день, около 14 час. Повестка дня: 1. Прием в члены КПСС (Кутуев К.Х.) 2. Персональное дело (Алексеев А. Н.)

(Записано в апреле 1984 г.)

Ремарка: членов партии не убавилось…

По иронии судьбы, на одном и том же партийном собрании в апреле 1984 г. состоялись исключение из партии социолога-рабочего и прием в партию председателя цехкома К. — того самого, который в «Письмах…» фигурировал с неосторожным эпитетом: «придурок с домкратом». (Сентябрь 1999).

(Окончание следует)