На снимке: Б.Д. Парыгин (1930-2012)

Настоящий цикл материалов на Когита.ру был начат перепечаткой фрагмента из электронной переписки В.А. Ядова и Д.Н. Шалина (2010-2014), относящегося к «драматической социологии» А.Н. Алексеева, с комментарием последнего в виде извлечений из двух статей А. Алексеева в составе так называемой «Дискуссии через океан» (2011-2013). Эта первая публикация на Когита.ру называлась: Драматическая социология глазами Д. Шалина, В. Ядова и А. Алексеева

Вторая публикация называлась:  Драматическая социология глазами В. Ядова и А. Алексеева.  В нее вошла статья А. Алексеева «Наблюдающее участие и его синонимы» (2006), ранее публиковавшаяся в интернете, а также в журнале социологических и маркетинговых исследований «Телескоп» (2012).

Третья публикация  -  А. Алексеев. Что сказать мне удалось – не удалось – включала одноименный текст, написанный в 2001 г. и впервые опубликованный в: Алексеев А.Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Том 2. СПб.: Норма, 2003.

Четвертая публикация - Натурные эксперименты и пристрастное знание включает в себя переписку Д. Шалина, А. Алексеева и Б. Докторова на темы, релевантные содержанию данного цикла.

Пятая и шестая публикации в рамках цикла «Драматическая социология и наблюдающее участия»  - А. Алексеев. Познание действием (Так что же такое “драматическая социология”?) (начало; окончание) - воспроизводят статью автора этих строк, впервые опубликованную в журнале «Телескоп» (2006), а позднее в журнале «7 искусств» (2013).

Седьмая публикация - Так что же такое «драматическая социология»? Продолжение темы  - возвращает к материалам, опубликованным нами на Когита.ру два года назад, но с тех пор наверняка уже забытым даже заинтересованными в этой теме читателями.

Среди них:

- Познание действием. От автора - сегодня, 30 лет спустя

- А. Алексеев, А. Кетегат. Про «Серегу-штрейкбрехера» и не только о нем (начало; окончание).

Восьмая, девятая и десятая  публикации, включают извлечения из авторского цикла «Письма Любимым женщинам» (1980-1982), представленного в главах 2 и 3 книги: А.Н. Алексеев. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Тт. 1-4. СПб.: Норма, 2003-2005. См. эту композицию также в журнале «7 искусств».

В одиннадцатой и двенадцатой публикациях, под общим названием:  А. Алексеев. Выход из мертвой зоны, -  был предъявлен одноименный авторский цикл, вошедший в главу 5 книги «Драматическая социология и социологическая ауторефлексия». Они посвящены событиям «эксперимента социолога-рабочего», имевшим место в первой половине 1982 г., т. е. являются прямым продолжением «Писем Любимым женщинам» (см. выше).

Тринадцатая и четырнадцатая публикации  – под общим названием  «Эксперимент, который исследователем не планировался», - посвящены «делу» социолога рабочего (исключение из партии и т. п.; 1984).

Пятнадцатая публикация - «Как меня исключали из Союза журналистов» -  продолжает тему двух предыдущих.

Очередные – шестнадцатая, семнадцатая и восемнадцатая – публикации посвящены событиям жизни автора (и не только его!) 32-летней давности, однако вовсе не лишены актуальности, как можно убедиться. Поскольку они (эти события) относятся к 1984-му году, данный раздел книги «Драматическая социология и социологическая ауторефлексия» называется «Год Оруэлла».

А. Алексеев. 29 марта 2016

**

Из книги "Драматическая социология и социологическая ауторефлексия", том 2:

 <...>

9.7. ИСЭП-1984 (почти по Оруэллу)

[Ниже — обсуждение ситуации, сложившейся к концу 1984 г. в институциональной, в частности, академической социологии, на примере Института социально-экономических проблем АН СССР. — А. А.]

9.7.1. Партийное внимание к науке

Из официальных сообщений (октябрь 1984)

В обкоме КПСС

<…> На заседании бюро [Ленинградского обкома КПСС. — А. А.] обсужден вопрос о серьезных недостатках в работе Института социально-экономических проблем Академии наук СССР.

Подчеркнуто, что администрация и партийная организация не создали в коллективе обстановку высокой требовательности и ответственности за порученное дело, допустили просчеты в воспитании кадров, редакционно-издательской деятельности, работе со служебными документами и в организации научного обмена.

За допущенные недостатки директор института И. И. Сигов строго предупрежден. Принято к сведению его заверение о том, что он примет исчерпывающие меры к устранению вскрытых упущений.

И. Г. Васильев освобожден от обязанностей секретаря партийного бюро института, ему объявлен выговор.

Партийные взыскания объявлены также заместителю директора Н.А. Толоконцеву и ученому секретарю В.И. Старинскому.

Заведующему сектором Б.М. Фирсову за серьезные недостатки в научной деятельности, грубые нарушения установленного порядка работы со служебными документами объявлен строгий выговор с занесением в учетную карточку. Он освобожден от занимаемой должности.

Дзержинскому райкому партии поручено усилить руководство партийной организацией института, обеспечить повышение ее роли в деятельности коллектива.

(Ленинградская правда, 17.10.84)

9.7.2. «Недостаток идеологической выправки у социологов…» (неологизм проф. Парыгина)

Из «Записей для памяти» (ноябрь 1984)

<…> Несколько человек рассказывали мне о партийном собрании в ИСЭПе 1 ноября 1984 г. Сопоставляя и объединяя их рассказы, я могу реконструировать то, что там происходило. (Разумеется, возможны и некоторые ошибки и неточности.)

Собрание было посвящено обсуждению постановления бюро Ленинградского обкома КПСС «О серьезных недостатках в работе ИСЭП АН СССР». (За точность названия постановления не ручаюсь; сообщение об этом заседании бюро обкома опубликовано в «Ленинградской правде», 17.10.84.)

В президиуме собрания были представлены: А. Быстрова (вновь избранный секретарь партбюро ИСЭП); И. Васильев (от обязанностей секретаря партбюро решением бюро ОК КПСС освобожден); А. Румянцев (зав. сектором; в 1981–1982 гг. был секретарем партбюро); И. Сигов (директор института); О. Горяин (первый секретарь Дзержинского РК КПСС); Ю. Мазуренко (инструктор отдела науки Ленинградского ОК КПСС).

***

Докладчиком на собрании был объявлен директор института Сигов.

Однако еще до доклада слово было предоставлено секретарю РК КПСС тов. Горяину.

Он рассказал о постановлении Ленинградского обкома партии по поводу института. В мае-июне в институте работала комиссия, которая выявила, что директор Сигов и ученый секретарь Старинский не сделали выводов из предыдущей проверки, проведенной в марте 1983 г. По-прежнему нет порядка в работе 1-го отдела и канцелярии, имеет место «занижение» грифа ДСП, вновь обнаружена утрата служебных документов (около 10 штук!), размножение документов ведется с грубым нарушением соответствующих инструкций, допускается публикация материалов без утверждения Управления по охране государственных тайн в печати (Горлит).

Международные связи имеют явно выраженный односторонний характер: за 1975-84 гг. в институте побывали около 300 ученых из социалистических стран и свыше 450 из капиталистических; за это время в зарубежные научные командировки выезжали лишь 80 сотрудников института. (Вероятно, имеется в виду, что было 80 зарубежных командировок сотрудников института; сам же круг командированных был куда уже. – А.А.)

Особенно грубые нарушения в международном обмене имели место в секторе, возглавляемом Б. Фирсовым. 22 апреля 1983 г. он получил «вывозное разрешение» на передачу семи докладов в советско-финский сборник. Однако эти доклады были переправлены Б. Фирсовым в обход официальных каналов, через случайных лиц. Б. Фирсов и раньше допускал нарушения в работе со служебными документами. Его международные контакты не связаны с плановыми темами сектора. Сама работа сектора не обеспечивает необходимых директивным органам выводов и рекомендаций. Фирсов мало внимания уделяет работе сектора, много времени затрачивает на работу вне института, в частности, по трудовому договору в ВТО. Общий его заработок значительно превышает оклад в институте. [Оказывается, тоже - криминал! - А. А]

Институт неразборчив в установлении международных контактов, которые зачастую используются зарубежными гражданами для сбора информации о социально-экономическом положении в регионе. В феврале-марте в институте работал известный специалист по СССР Рубл. Им собран очень широкий круг информации и подготовлен доклад для американского консульства в Ленинграде. При выезде из страны у него изъят вопросник о социально-политическом положении в регионе.

Все это оказалось возможным потому, что тов. Сигов не предъявлял требований к сотрудникам, тов. Толоконцев неудовлетворительно исполнял свои обязанности, тов. Васильев плохо руководил воспитательной работой, тов. Старинский не обеспечил организацию работы. Поэтому Сигову поставлено на вид и принято к сведению его заверение, что впредь будут приняты исчерпывающие меры к устранению вскрытых нарушений. <…>

[Здесь опущено перечисление репрессивных мер (партийные взыскания, освобождение от занимаемой должности), принятых по отношению к некоторым руководителям института и его подразделений: И. Васильеву, Н. Толоконцеву, В. Старинскому, Б. Фирсову; см. выше: «В обкоме КПСС». - А. А.]

***

Далее слово предоставляется докладчику И.И. Сигову, который вкратце повторяет информацию о двух комиссиях (март 1983 и май-июнь 1984 г.). Первая комиссия выявила серьезные недостатки, и нами была

проделана серьезная работа по выправлению положения. Освобождены были от обязанностей заведующих отделами В.А. Ядов и И.И. Травин. На их место были назначены заметно улучшившие работу соответствующих подразделений Н.А. Лобанов и Скамарцева.

Некоторые другие негативные факты, отмеченные второй комиссией (1984 г.), уже были известны нам, и мы с ними боролись.

В частности, мы приостановили работу над коллективной монографией «Семья в крупном городе», в которой содержались более чем сомнительные выводы о развитии советской семьи. Вместо серьезной доработки книги ее отв. редактор В.Б. Голофаст, в ответ на замечания издательства, занялся латанием дыр и организацией положительных рецензий от крупных специалистов. Документ с издательскими замечаниями тов. Голофаст не довел до сведения дирекции, в чем проявились его безответственность и идеологическая незрелость.

С учетом этого, дирекция сняла книгу из издательского плана. Судьбу рукописи необходимо теперь обсудить в партийном порядке.

Очень плохо в институте организована работа по международному сотрудничеству. Не получили должной профессиональной оценки разнообразные встречи с иностранными учеными, не оценивается их научная эффективность, равно как и эффективность международных связей в целом.

Так, план V советско-венгерского сборника (монографии) был отправлен в Будапешт без согласования с Ученым советом института. Принято решение проверить международные связи сектора Фирсова и, в частности, советско-венгерский сборник. В этом сборнике серьезные замечания имеются к статьям Фирсова и Голофаста. Очевидно, что такого рода сотрудничество не послужило науке и не может быть использовано для директивных (партийных) органов. Всю работу по советско-венгерскому сотрудничеству необходимо завершить (свернуть) до конца этого года. Необходимо также заслушать на партбюро отчет Марьенко о работе международного отдела.

На бюро ОК КПСС зав. отделом науки тов. Булатов докладывал, что институтом проделана большая позитивная работа по изучению социально-экономических проблем региона, однако вместе с тем имеются и недостатки. При обсуждении работы института Л.Н. Зайков (1-й секретарь Ленинградского ОК КПСС. – А. А.)  особо отметил необходимость улучшения идейного качества работ института, более надежной организации хранения информации в ВЦ и координации всех социальных исследований в регионе. <…> Но все это только «фабула событий». Нам же необходимо вскрыть причины.

То, что мы стали объектом внимания обкома КПСС, не случайно. Еще в 1978 г. наш институт привлек внимание комиссии народного контроля и, в результате проверки, был смещен директор института [Гелий Николаевич Черкасов, ныне покойный. — А. А.]. В 1982 г. в институте был забаллотирован секретарь партбюро (А. А. Румянцев), и это при том, что в его адрес не было высказано никакой критики! Далее — 1984 год. Все это не случайно.

Причина такого положения видится в отсутствии требовательности к авангардной роли коммунистов. Все это — последствия политической беспринципности и инфантильности. Ведь первую положительную рецензию на книгу Голофаста написал О. Иванов, в прошлом хороший секретарь партбюро. На обсуждении советско-венгерского сборника секретарь партбюро И. Васильев не выступил с необходимой критикой этой незрелой работы. Секретарь партбюро отдела Колесников также проявил беспринципность при обсуждении этой книги, а член партбюро отдела Б. Докторов солидаризировался с Фирсовым.

Беспринципно вел себя партгрупорг бывшего сектора Ядова Л. Кесельман, ответственный за развал этого сектора [так! — А. А], но не был за это никак наказан. А партгрупорг сектора Фирсова М. Елизарова при обсуждении решения ОК КПСС заявила от имени партгруппы, что «мы не понимаем, почему нас обвиняют в плохой работе» и что «мы все любим Б. М. Фирсова и не согласны с его наказанием». Разве в такой ситуации говорят о любви?

Все это свидетельствует об отсутствии руководства со стороны партбюро отдела. Правда, член партбюро отдела, зав. отделом Н. Лобанов очень много делает для улучшения работы (конференция по образу жизни, конференция по соцсоревнованию, доклады в секцию экономики АН, в ВЦСПС и т. д.). Много делает для налаживания системы социальных исследований в регионе Б.Д. Парыгин. Обещают стать хорошими сотрудниками Махалов и Крылов.

В свете последнего постановления ОК КПСС следует сказать, что у нас не на должном уровне находится идейное воспитание. На днях [?! — А. А.] нами получено сообщение о том, что 5 января этого года бывшему сотруднику нашего института А. Алексееву объявлено официальное предостережение органов госбезопасности за написание, хранение и распространение литературы политически вредного содержания. Бюро Петроградского райкома КПСС исключило Алексеева из партии. (Здесь неточность докладчика: на самом деле — не бюро райкома, а партийный комитет «Ленполиграфмаша», на правах райкома. – А. А.).

 7  февраля сотруднику института Б. Беликову объявлено аналогичное предостережение за хранение негативов с изданий, не подлежащих ввозу в СССР. 21 февраля бывший сотрудник института В. Глухов получил предостережение органов госбезопасности за распространение литературы политически вредного содержания. Такие же предостережения получили 29 февраля сотрудники института В. Воронков и Е. Здравомыслова. При этом некоторые материалы были размножены Воронковым на машинках института.

8 ситуации обострения международной обстановки мы должны усилить внимание к идейно-политическому воспитанию. <…>

***

После докладчика слово взяла А. Быстрова, доложившая собранию

план по реализации указаний ОК КПСС. В плане, наряду с разъяснением коллективу постановления обкома и уже идущим собранием, — совещание с комсомольским и профсоюзным активом; серия заседаний партбюро, на которых должны быть заслушаны: Марьенко, Литовка, Поляков, Скамарцева, Ухов. За улучшение работы редакционно-издательского отдела ответственным назначается зам. директора по науке Лобанов. Овсиевич должен отчитаться за работу ВЦ по обеспечению режима, а зам. директора по общим вопросам — за материально-техническое обеспечение хранения ДСП. Должны быть проведены собрания в отделах, а также проведена работа по улучшению международного обмена. Партбюро должно также обсудить работу Голофаста над его книгой и реорганизацию 3-го отдела (создание двух новых секторов).

Должны быть проведены собрания коллективов по укреплению дисциплины и соответствующие занятия с партгрупоргами. В целом исправление недостатков должно осуществляться под лозунгом «партийная дисциплина против расхлябанности».

Зав. отделом, канд. экон. наук Н. Лобанов: Несмотря на все случившееся, я считаю, что у нас коллектив высокой политической зрелости. Однако нам мешает отсутствие принципиальности. Следует также сказать, что мы и до бюро обкома принимали меры по исправлению положения в отделе. Однако не все коммунисты при этом заняли принципиальную позицию. Так, при обсуждении положения дел в бывшем секторе Ядова, за развал этого сектора надо было наказать партгрупорга Кесельмана. Я об этом говорил тогда и сейчас считаю это необходимым. Однако секретарь партбюро Колесников, хотя и согласился вначале, но при голосовании проявил беспринципность. При обсуждении V советско-венгерского сборника совет отдела не поддержал меня, когда я предложил не голосовать за утверждение книги, а дать авторам возможность доработать ее. Однако Фирсов настоял на голосовании, а Васильев и Колесников проголосовали за него. Нам необходимо избавиться от беспринципности.

Потом говорил зав. 1-м отделом (режим) Полков. <…>

Зав. сектором, проф. Б. Парыгин: Наши пробелы в идеологической подготовке связаны с отсутствием у нас должной идеологической выправки [так! — А. А.]. Недостаточно идеологической выправки у наших партийных руководителей — членов партбюро отдела Колесникова и Докторова. Они неправильно вели себя при обсуждении советско-венгерского сборника. Особо слабой идеологической выправкой владеет Голофаст, написавший идеологически невыдержанную статью в этот сборник…

Ремарка: слушайте, слушайте! («новояз»).

Записи велись многими присутствовавшими на собрании и, как правило, совпадали.

К особенностям нашего «новояза» (термин Оруэлла) относится переворачивание значений слов (например, здесь: «беспринципность» — «принципиальность»).

«Новояз», как будто, состоит из клише. Однако это отнюдь не мертвый язык. Он способен к развитию, в нем постоянно рождаются неологизмы (например: «идеологическая выправка»). (Август 2000).

…Нам пора навести порядок в работе социологов не только в институте, но и во всем регионе. Однако Советская социологическая ассоциация до сих пор не имеет ни одного нормативного акта, кроме Устава. Нам нечего ждать, пока москвичи задумаются над этим. Мы всегда были зачинателями. Вот и теперь мы (бюро ЛО ССА) совместно с отделом обкома КПСС разработали положения: по программе социологического исследования; об основных направлениях исследований в регионе; о порядке проведения исследований; а также положение о социологической службе в регионе. Все это позволит заметно улучшить идеологическую выправку социологов. (В ту пору Б. Д. Парыгин состоял председателем бюро Северо-Западного (Ленинградского) отделения Советской социологической ассоциации. – А. А.)

 Далее говорил Марьенко, отрицавший добросовестность работы последней комиссии. Выступали Скамарцева, Агафонов, Кудрин. <…>

Вкратце

Здесь опущено изложение содержания выступлений В. Голофаста, Е. Берхмана, Б. Докторова, Маточкина. В некоторых из этих выступлений есть элементы самообороны. Преобладает однако «самокритичность».

…Ст. науч. сотр., канд. психол. наук В. Максимов: Работая в секторе Фирсова, я приобрел не столько опыт работы, сколько опыт борьбы. Борьбы со стилем руководства Фирсова. В секторе была круговая порука, которую мне никак не удавалось разорвать. Фирсов извращал направленность исследований, которые ему поручал ОК КПСС. Я сам был свидетелем того, как ему и Докторову было дано указание в обкоме, но он впоследствии извратил суть этого задания, и, поскольку задание давалось устно, то мне потом не удалось доказать подлог. Тем более, что Докторов всегда поддерживал Фирсова.

Я думаю, что Сигову надо чаще бывать на собраниях секторов, и тогда можно будет пресекать извращения. У меня есть также опыт работы секретарем партбюро института. И здесь мне приходилось постоянно бороться с беспринципностью членов бюро. Особенно тяжело было бороться с Травиным и Васильевым.

Мы либеральны и не принципиальны. С этим надо бороться. Я предлагаю организовать при каждом ученом совете отдела подсовет из представителей промышленных предприятий, которые смогут осуществить настоящий рабочий контроль за деятельностью этих советов [так! — А. А.].

Последним перед представителем обкома КПСС было дано слово заместителю директора института, проф. Ухову, который сказал, что ему не понравились некоторые выступления. В частности, выступление В.Голофаста. «У меня нет впечатления, что Вы поняли критику в свой адрес», — сказал он, обращаясь к Голофасту. Тот с места ответил репликой: «Но ведь Вы не читали мою книгу!» — «Ну и что, — сказал Ухов, — я и так уверен, что критика в ее адрес была правильной».

***

Последним в прениях выступал представитель ОК КПСС Ю. И. Мазуренко.

Общий вывод, который можно сделать из хода обсуждения постановления обкома, — коммунисты института поняли его правильно, сказал он. Когда нам поручили подготовить вопрос на заседании бюро ОК, мы вначале удивились: зачем такой, казалось бы, незначительный вопрос, как результаты проверки института по вопросам режима, выносить на бюро. Ведь у бюро обкома имеется множество более важных дел. Но потом мы поняли, почему вопрос о вашем институте разбирался на таком высоком уровне.

Причин для этого можно назвать три:

1) В последнее время ЦК партии уделяет особое внимание институтам вашего профиля. Вспомните июньский (1983 г.) Пленум, где поднимался вопрос об Институте социологических исследований. Вспомните постановление ЦК по Институту экономики.

2) Особое место вашего института в регионе. Институт постоянно работает в контакте с директивными (партийными. — А. А.) органами и по их непосредственным заданиям. Институт располагает большим объемом информации о социально-экономической ситуации в регионе.

3) Год назад комиссия указала на многие недостатки, к устранению которых не было принято никаких мер.

Таковы основные причины вынесения вопроса на столь высокий уровень.

В вашем институте скопилось очень много информации, и мы стояли перед выбором: либо закрыть вам доступ к особо важной информации и перепрофилировать институт, либо закрыть институт для иностранцев, т. е. ужесточить режим секретности. Но мы решили оставить статус-кво. Это очень высокое доверие вам, хотя было много оснований не доверять вам.

В целом у вас все же здоровая организация. И дело не только в вашем институте. На примере ИСЭПа мы указали на недостатки, которые имеются в работе ВПШК, ЛГУ, ЛФЭИ. В последнее время эти организации проводят очень много опросов, идейный уровень которых не всегда оказывается на должной высоте. За этими массовыми опросами практически нет никакого контроля. Обком поручил ИСЭПу совместно с бюро ЛО ССА разработать положение по упорядочению социологической работы в регионе. И это также образец доверия к вам.

В ноябре 1985 г. отдел пропаганды и агитации будет отчитываться на бюро ОК КПСС о результатах работы, проведенной в институте по исправлению отмеченных бюро обкома недостатков. Но исправлять эти недостатки надо начинать уже сейчас.

***

<…> В заключительном слове И. И. Сигов ответил на вопрос Т. Протасенко: «Что имелось в виду в постановлении ОК КПСС под ошибками в издательской деятельности, кроме книги Голофаста?» — «Кроме книги Голофаста, — сказал Сигов, — имелся в виду V советско-венгерский сборник».

Далее докладчик отметил неправильную и несамокритичную позицию Марьенко, не признавшего объективности выводов комиссии. Голофасту же (отвечая на его выступление) было сказано, что Лобанов и в самом деле является «правой рукой» директора, потому что проводит его линию. Если Голофаст будет проводить тот же курс, то он может стать «левой рукой» директора.

В заключение, был зачитан проект решения, в констатирующую часть которого было в основном положено постановление ОК КПСС, постановляющая же часть сводилась к утверждению доложенного А. Быстровой плана реализации этого постановления. Проект был утвержден без изменений и дополнений. <…>

(Записано в ноябре 1984 г.)

Примечание. Надеюсь, что читатель не будет слишком доверчив к «фактам», фигурировавшим в выступлениях-автопортретах некоторых участников вышеописанного собрания. Комментарий к каждому из них занял бы слишком много места.

…Словарь «B» состоял из слов, специально сконструированных для политических нужд, иначе говоря слов, которые не только обладали политическим смыслом, но и навязывали человеку, их употребляющему, определенную политическую позицию.

…Как мы уже видели на примере слова «свободный», некоторые слова, прежде имевшие вредный смысл, иногда сохранялись ради удобства — но очищенные от нежелательных значений…

Дж. Оруэлл. О новоязе. Приложение к роману «1984» (цит. по: Дж. Оруэлл. «1984» и эссе разных лет. М.: Прогресс, 1989, с. 203–204)

9.7.3. Как отличить «вредные» произведения от «не вредных»?

Из выступления Б. Беликова на собрании сектора ИСЭП АН СССР (ноябрь 1984)

<…> 1.11.84 на партсобрании ИСЭП директор назвал ряд сотрудников (в т. ч. бывших), которые получили официальное предостережение УКГБ ЛО. В их числе был и я. По поводу меня было сказано следующее: «7 февраля 1984 г. сотруднику института Беликову было объявлено предостережение за хранение негативов с изданий, не подлежащих ввозу в СССР» (записано со слов тех, кто был на этом партийном собрании).

Я заинтересован в том, чтобы окружающие меня люди были знакомы с фактами, легшими в основу упомянутого предупреждения (предостережения). <…>

[Здесь опущено описание обстоятельств и результатов обыска на квартире Беликовых 16.09.83.²⁷— А. А.]

В феврале 1984 г. в приемной УВД г. Ленинграда и УКГБ ЛО (на ул. Чайковского) мне возвратили все [всего было около 80. — А. А.] изъятые при обыске в моей квартире микрофильмы, за исключением текстовых микрофильмов следующих произведений: 1) Б. Пастернак. Доктор Живаго; 2) Н. Мандельштам. Вторая книга; 3) Дж. Оруэлл. Памяти Каталонии; 4) Н. Бердяев. Русская идея у Толстого и Достоевского; 5) Г. Маркузе. Одномерный человек (на английском яз.); 6) Дейл Карнеги. Как завоевать друзей…

Все перечисленные произведения переснимались мною самим в те времена, когда о них в советской печати критических статей еще не было. Насколько мне известно, «Доктор Живаго» предполагался к изданию в СССР и лишь публикация книги за рубежом помешала этому событию. А о перечисленных книгах Н. Мандельштам, Оруэлла и Бердяева я не встречал даже упоминаний. Статья советского философа Шахназарова о романах-антиутопиях О. Хаксли («Новый бравый мир») и Оруэлла («1984»), из журнала «Новый мир», была также переснята мною и приложена к пленке «Памяти Каталонии». В статье нет упоминания об этой книге. Пленка указанной статьи мне также не возвращена.

Книга Дейла Карнеги «Как завоевать друзей…» представляет собой курс для управленцев (менеджеров) и коммивояжеров. Еще лет десять назад она была издана в Эстонии на русском языке, а лет пять назад опубликована в новосибирском журнале «ЭКО», имеющем общесоюзное распространение.

Во время беседы с сотрудником Управления КГБ, возвращавшим мне пленки, я задал вопрос: «Как отличить произведения «вредного» содержания среди книг художественных, философских, посвященных литературоведению и т. п., если они не содержат никаких антисоветских высказываний? Ведь перечня «вредных» произведений нет…». Сотрудник госбезопасности, вынося предостережение, разъяснил мне, что надежным критерием является место издания.

Книги, издаваемые на русском языке в капиталистических странах, даже если они посвящены поэту Пушкину, без специального разрешения не подлежат ввозу в СССР.

Далее, я задал вопрос в отношении книг на английском языке, которым в какой-то мере владею. Мне разъяснили, что только библиотечный штамп может служить гарантией отсутствия в книге вредного содержания.

Конечно же, речь здесь идет о произведениях по гуманитарным дисциплинам, о художественной литературе и публицистике. Я же, привыкший, в начале своей научной деятельности, иметь дело с публикациями по физике, математике и другим естественным наукам, перенес эту легкость, некритичность обращения с попадающей ко мне в руки литературой также и на книги по дисциплинам гуманитарным.

<…> Пересъемка микрофильмов была сделана в давно прошедшее время, когда я был моложе и неопытнее, и эпоха была другой. В те годы, я помню, на выставке новых поступлений лежали газеты «Таймс» и «Нью-Йорк таймс», а книги, подобные вышеупомянутым, не считались компрометирующими.

Я, конечно, очень сожалею о том, что вовремя не вспомнил об этих микрофильмах и сам не освободился от них. К моему глубокому сожалению, мне помогли это сделать работники ОБХСС и УКГБ.

Б. Беликов, 10.11.84

***

Из «Записей для памяти» (ноябрь 1984)

<…> На следующий день после собрания сектора, 11.11.84, с Борисом Беликовым беседовал секретарь партбюро отдела М. Гусаков. Ссылаясь на мнение руководства, Гусаков посоветовал коллеге поискать работу за пределами института. По мнению Гусакова, после всего случившегося, Беликову предстоящего в ИСЭП в 1985 году конкурса не пройти. Б. Б. принял эту рекомендацию к сведению. <…>

(Записано в ноябре 1984 г.)

Ремарка: «Увольняйтесь по-хорошему…»

Как мне кажется, претензии к Б. Беликову, со стороны органов госбезопасности, были минимальными, по сравнению, скажем, со мной. Однако для руководства ИСЭПа было достаточно самого факта обыска и официального предостережения, чтобы указать Б. Б. «на дверь». (Сентябрь 2000).

9.7.4. ИСЭП: охота на ведьм продолжается

Из «Записей для памяти» (декабрь 1984 — февраль 1985)

<…> 5.12.84 (среда) состоялось партийное собрание отдела социально-экономических проблем труда и образа жизни ИСЭП, посвященное обсуждению постановления бюро Ленинградского обкома КПСС от 16.10.84.

<…> Несколько человек рассказывали мне об этом собрании, и у всех отложилось в памяти в основном 4-часовое обсуждение вопроса о партийной ответственности ст. научного сотрудника В. Голофаста, в связи с подготовкой к изданию коллективной монографии «Семья в крупном городе» (В. Г. — ответственный редактор).

Заседавшее в этот же день, до собрания, партийное бюро отдела (секретарь партбюро — Колесников), опираясь на результаты работы специально образованной комиссии партийного расследования, рекомендовало вынести В. Голофасту строгий выговор с занесением в учетную карточку — за идеологические просчеты при подготовке монографии и за отсутствие личной ответственности и принципиальности при ее доработке. (Формулировка приблизительна; кажется, поначалу речь шла об отсутствии личной ответственности и принципиальности вообще, а слова «при ее доработке» вошли уже в окончательную формулировку решения собрания.)

Вопрос об этой отозванной администрацией ИСЭП из издательства «Наука» рукописи ранее поднимался на партийном собрании ИСЭП 1.11 и (если не ошибаюсь) на заседании бюро Ленинградского ОК КПСС 16.10.

Мнения коммунистов о мере партийной ответственности редактора коллективной монографии на собрании разделились. (Кажется, не было единогласным и решение заседавшего до этого партийного бюро.) Многие коммунисты выступали против предложения партбюро о строгом выговоре с занесением в учетную карточку. Среди лиц, настаивавших за вынесение В. Г. указанной меры партийного взыскания, были: зам. директора по науке ИСЭП, зав. сектором Н. Лобанов; зав. сектором, член партбюро отдела проф. Б. Парыгин; секретарь партбюро отдела, м. н. с. Колесников; член партбюро, м. н. с. В. Д.

Сам В. Голофаст энергично оспаривал предъявленные ему комиссией партбюро идеологические претензии.

При попытке голосования мнения коммунистов разделились: 6 чел. — за строгий выговор с занесением в учетную карточку; 6 чел. — за (просто) выговор с занесением в учетную карточку; 8 чел. — за выговор без занесения в учетную карточку; 2 чел. — воздержались.

При повторном голосовании, после дополнительных дебатов, было принято решение вынести В. Голофасту выговор с занесением в учетную карточку, большинством 12 голосов против 8, при двоих воздержавшихся. (Возможно, приведенное соотношение голосов не точно, но мера взыскания именно такова.) Такое партийное взыскание должно утверждаться на партийном собрании института и, далее, на бюро РК КПСС.

На этом же собрании обсуждалось персональное дело члена партийного бюро, м. н. с. В. Д., в связи с недавно поступившим из милиции извещением о его доставке в вытрезвитель. Еще в прошлом году ему предъявлялись претензии: в связи с неявкой на работу на овощебазу, а также — неявкой на демонстрацию и на коммунистический субботник. Отмечалось, что членом партбюро В. Д. был избран уже в нынешнем году, с учетом «наметившегося исправления» ранее допущенных им провинностей.

(Рекомендовал В. Д. в партийное бюро его непосредственный начальник — зав. сектором, проф. Парыгин.)

Б. Парыгин, Н. Лобанов и некоторые другие высказались за минимальную (из предлагавшихся на собрании) меру партийного взыскания В. Д. Решением партийного собрания отдела ему был вынесен выговор без занесения в учетную карточку.

<…> Еще раз подчеркиваю, что в изложении этих событий я вынужден пользоваться вторичной (опосредованной) информацией. Возможны неточности в деталях и в отдельных формулировках, но общий смысл передан правильно. <…>

***

<…> В середине января в ИСЭП АН СССР состоялось общеинститутское партийное собрание, на котором рассматривалось персональное дело В. Голофаста. Вопрос обсуждался несколько часов (собрание затянулось до 10 час. вечера).

В конечном итоге собрание, минимальным большинством голосов (52 — за, 11 — против, остальные воздержались, при общем количестве присутствующих около 100 чел.), поддержало решение партийного бюро о вынесении В. Г. выговора с занесением в учетную карточку — «за недостаточно ответственное отношение к доработке рукописи, отсутствие должной принципиальности и исполнительской дисциплины, что выразилось в нежелании прислушаться к критическим замечаниям и слабой доработке отдельных положений монографии в идеологическом плане».

В феврале 1985 г. эта мера взыскания (с сохранением формулировки) была утверждена на бюро Дзержинского РК КПСС г. Ленинграда. <…>

(Записано в декабре 1984 — феврале 1985 г.)

Ремарка: идеологически вредная книга о семье.

Здесь приведем оглавление рукописи книги: Семья в крупном городе. Под редакцией В. Б. Голофаста. Л.: Наука, 1983:

«Введение (В. Голофаст);

— гл. 1. Региональные различия и состояние семьи в СССР (В. Голофаст);

— гл. 2. Анализ структурных параметров ленинградских семей (В. Черейский);

— гл. 3. Состав семьи (В. Голофаст);

— гл. 4. Связи семьи с родителями супругов (В. Голофаст, Л. Докторова);

— гл. 5. Напряженность в семье (В. Голофаст, Л. Докторова, О. Божков);

— гл. 6. Распределение функций в семье, супружеская напряженность и нормативные ориентации супругов (В. Голофаст);

— гл. 7. Счастье в браке: факторы, динамика, связь с жизненными ориен-тациями (Л. Докторова);

— гл. 8. Социально-психологические и нравственные проблемы супружества (С. Голод);

— гл. 9. Ценности семьи в структуре жизненных ориентаций. Проблема валидности методик (В. Голофаст, Г. Красноносенко, О. Божков, Л. Бозрикова).»

Аннотация:

«В книге рассматриваются общие проблемы изменения семьи в крупных городах, зависимость состава и структуры семьи от социально-экономических, социально-психологических и других факторов. Анализируютcя связи между поколениями, особенности конфликтов в семье и супружеского счастья, нравственные проблемы укрепления семьи, ее место в структуре жизненных ценностей. Монография опирается на результаты цикла социологических обследований в Ленинграде, Риге и Даугавпилсе.

Для исследователей проблем семьи, образа жизни, социальной политики, практических работников служб семьи».

…Оглавление и аннотация публикуются по тексту единственного сохранившегося оттиска рассыпанных гранок, с любезного разрешения ответственного редактора книги Валерия Борисовича Голофаста, канд. филос. наук, ныне — зав. сектором Социологического института РАН. (Январь 2000 — декабрь 2001).

9.7.5. Конкурсные страдания

Из «Записей для памяти» (январь-март 1985)

<…> В январе 1985 г. в ИСЭП АН СССР проходил очередной конкурс на замещение должностей младших научных сотрудников. При этом в ходе подготовки к конкурсу возникли специфические «трения» в отношении троих сотрудников ныне ликвидированного сектора социальных проблем личности и образа жизни [бывший сектор В. А. Ядова. — А. А.] и одного сотрудника сектора социальных проблем социалистического соревнования (в названии этого последнего сектора я не уверен).

Из этих четверых двое — Л. К. и О.Б. [Л. Е. Кесельман и О. Б. Божков. — А. А.] являются моими личными друзьями, а одна — Е. А. — не только моим другом, но и родственницей. <…>

На заседании Ученого совета ИСЭП 15.01.85 конкурсные дела этих сотрудников были отложены, затем проведены специальные собеседования, в которых принимали участие секретарь партбюро института А. Быстрова, зав. отделом социальных проблем труда и образа жизни (он же — зам. директора по науке) Н. Лобанов, а также заведующие соответствующими секторами института Махалов и Потемкин.

При этом к названным сотрудникам предъявлялись претензии типа: «не пишет диссертацию», «сотрудничает с театральным обществом», «не выполнил общественного поручения». В отношении двоих членов КПСС (Л. К. и Е. А. ) было решено через полгода заслушать их самоотчеты на партийном бюро отдела.

В основном претензии к названным сотрудникам исходили от Н. Лобанова. Особенно тенденциозными были претензии Потемкина к Е. А. (вплоть до отрицательной оценки ее работы в 1982 г., когда самого Потемкина в институте еще не было, а Е. А. работала в другом отделе). Надо сказать, что эти претензии тов. Потемкина к Е. А. решительно отвергаются общественностью того сектора, который он возглавляет (где Потемкин уже успел порастерять авторитет руководителя).

В конечном итоге, кандидатуры этих троих сотрудников были все же поддержаны партийным бюро и руководством отдела, с учетом высказанных замечаний (критики, претензий). <…>

В конце февраля, ранее «отложенные» кандидатуры Л. К., О. Б. и Е. А. «прошли» Ученый совет института. Таким образом, эпизод с переизбранием по конкурсу в ИСЭП АН СССР лиц, с которыми я состою в близко дружеских или родственных отношениях, оказался благополучно исчерпан.

(Записано в январе-марте 1985 г.)

Ремарка 1: Памяти Елены Алексеевой.

«Е. А. » — Елена Ивановна Алексеева, мать моей дочери Ольги Новиковской.

…Наш супружеский союз распался давно, еще в 60-х гг. Но случилось так, что уже после этого мы почти 30 лет проработали «бок о бок»: в Ленинградских секторах Института философии АН СССР, потом — в ИСЭПе, потом в Санкт-Петербургском филиале Института социологии РАН. Мы с Е. И. были не только коллегами и родственниками, но и тесно дружили всю жизнь.

Те, кто знал Елену Алексееву, думаю, разделят со мной горечь утраты и сохранят о ней светлую память: вчера, 17 марта 2002 г., Елены Ивановны не стало. (Март 2002).

Ремарка 2: советская социология — в зеркале воспоминаний, документов и историко-социологических исследований.

Как видно из материалов этого раздела, еще неизвестно, кому в тот период приходилось труднее или «больше доставалось»: социологу-рабочему, за его станком, или его коллегам в академическом институте, за их письменными столами.

Отсылаю читателя к появившимся в последние годы сериям мемуарных публикаций ведущих российских социологов в научных периодических изданиях («Социологический журнал», «Журнал социологии и социальной антропологии» и др.).

См. также:

— Российская социологическая традиция шестидесятых годов и современность. Материалы симпозиума 23 марта 1994 г. / Под ред. В. А. Ядова, Р. Грат-хоффа. М.: Институт социологии РАН, 1994;

— Ленинградская социологическая школа (1960-е — 1980-е годы). Материалы международной научной конференции, Санкт-Петербург, 23–25 сентября 1994 г. М.-СПб.: РОС, СПАС, 1998;

— Российская социология шестидесятых годов в воспоминаниях и документах / Отв. ред. и автор предисловия Г. С. Батыгин. СПб.: ИС РАН, 1999.

История советской социологии становится нынче также предметом и специальных культурологических и историко-социологических штудий, среди которых хотелось бы особенно приветствовать появление двух работ:

— Рапопорт С. С. Социология времен тоталитаризма: компендиум для нынешних // Социологический журнал, 1998, ¹ 1/2;

— Фирсов Б. М. Лекции по истории советской социологии 1950–1980-х годов. СПб.: Европейский университет в Санкт-Петербурге, 2001.²⁸

(Октябрь 2000 — февраль 2002).

***

От автора — сегодня

Из изложенного выше не следует, однако, заключать, что социология в целом оказывалась лишь «страдающей» стороной (во взаимоотношениях с властью). Это относится не только к сервильным фигурам, вроде радетеля «рабочего контроля» за деятельностью ученых советов или изобретателя неологизма «недостаток идеологической выправки» (см. выше), а и ко многим из тех, у кого такой «выправки» и впрямь не доставало.

Приведу здесь современное размышление на эту тему Б. М. Фирсова:

«…Не умаляя ни не йоту действительных заслуг и достижений социологии 60-х годов, я бы рискнул назвать два ее неотмоленных греха. Первый — ослеп

ление образом государства. Гипноз и слабоволие обществоведческой мысли, включая социологическую, под влиянием государства, чьи иллюзорные добродетели и фальшивое человеколюбие служили щитом для маскировки абсолютной и жестокой власти, является фактом недавнего прошлого. Идеология подавила в значительной мере независимость научного мышления.

…Грех второй — примирение с социальным порядком. Большинство профессиональных социологов не опускалось до уровня примитивной идеологической манипуляции массовым сознанием, но компромисс с властью не оставался без последствий. Социология оказалась втянутой в процесс утверждения уни-формизма общественной жизни и удержания людей в границах повиновения…

…Перечисленные выше дисфункции социологического знания имели место вопреки намерениям большинства социологов…» (Б. Фирсов. Как добивались послушания социологии / Российская социология шестидесятых годов в воспоминаниях и документах. СПб., 1999, с. 349–350).

В упомянутом выше курсе лекций по истории советской социологии Борис Фирсов выделяет шесть типов (моделей) «политических и профессиональных позиций и поведения советских социологов»: 1) индивидуальное существование в нише профессиональной деятельности; 2) дистанцирование от власти; 3) коллективная иммунная защита от власти на основе «игр по правилам»; 4) социальный конструктивизм в сочетании с критическим отношением к институтам партийно-государственной власти; 5) активное сотрудничество с органами власти; 6) поддержка режима из карьерных интересов (см. Б. Фирсов. История советской социологии…, с. 119–131).

Разумеется, в жизни любой тип крайне редко можно встретить «в чистом виде»: субъективная мотивация всегда плюралистична. Следует также иметь в виду, что типология Б. Ф. обобщает в основном профессиональный опыт «социологической элиты». Многие исследователи, которые в свое время «не успели» или «не сумели» или «не захотели» достигать ученых степеней, в эту типологию укладываются лишь с натяжкой.

В отличие от преобладающего, пожалуй, сегодня взгляда, С.С. Рапопорт в упомянутой выше статье «Социология времен тоталитаризма: компендиум для нынешних» отмечает, что:

«…ошибкой было бы представлять ее [советскую социологию. — А. А.] как нечто единое и цельное; было несколько социологий — от официальной до неофициальной, с промежуточными смешанными вариантами; они влияли друг на друга и в целом составляли немалую часть стиля жизни тогдашней интеллигенции…» (С. С. Рапопорт. Указ. соч., с. 245).

В континууме от «официального» до «неофициального» полюсов, С. Р. выделяет «руководящую», «рядовую» («рутинную»), «почти официальную», «эзоповскую», «там- и самиздатскую» и «устную» социологии.

«… И официальные, и неофициальные социологии различаются словарем, референтными авторами, правилами чтения, шкалами оценок — и престижем в широкой культурной среде…» (Там же, с. 246).

По мысли автора, этому подразделению неоднозначно соответствуют три главные биографические ниши, которые — в нашем пересказе — обозначим упрощенно: (1) «карьеристы», (2) «выживающие» и (3) «любознательные».

 «…Конечно, перечисленные типы биографических ниш представляют собой упрощенные идеализации, известны редкие случаи социологического диссидентства; в действительности чаще всего встречались смешанные варианты…» (Там же, с. 248).

Автор показывает, что в разных «нишах» имела место дивергенция с тяготением (в зависимости от конкретных обстоятельств) к разным позициям на вышеуказанной биполярной шкале. Анализируя историческую ситуацию социологии времен тоталитаризма, С. Р. делает следующий вывод:

«…В контексте тогдашней социальности никакой самый высокий профессионализм — с базовой подготовкой — не мог бы спасти качество профессиональной социологии по двум причинам: а) при обслуживании канона тоталитарной идеологии качество профессиональной социологии вообще лишается смысла; б) находясь в конфронтации с этим каноном, текст в принципе не мог бы появиться публично, то есть легально существовать…» (С. С. Рапопорт. Указ. соч., с. 248).

…Если воспользоваться терминологией Сергея Рапопорта, описанная здесь ситуация «ИСЭП-1984» являет собой пример неравноправного конфликта «руководящей» социологии, с одной стороны, и «полуофициальной» и даже «рутинной» социологий, с другой.

А. А., декабрь 2001 — февраль 2002

(Окончание следует)

**

Приложение

Из книги Б.3. Докторова «МИР ВЛАДИМИРА ЯДОВА. В.А. Ядов о себе и его друзья о нём» (М.: ВЦИОМ, 2016)

«…Борис Дмитриевич Парыгин, учился на философском факультете ЛГУ в одни годы с Ядовым, доктор философских наук, ещё в начале 1970-х он предложил свою концепцию социальной психологии. По его книгам обучалось несколько поколений советских психологов. В моём понимании, деятельность Парыгина в ИСЭП имела серьёзные негативные последствия для развития Ленинградской социологии.

Теперь вернёмся к интервью с Ядовым:

«Не так давно Игорь Кон передал мне подаренный ему в Питере роскошный глянцевый журнал «University Magazine», издание Петербургского университета профсоюзов с фото Парыгина на обложке и фрагментом из интервью (слова интервьюера): «живого классика», «лидера международного ревизионизма».

Что он там наговорил, не вообразишь. «Классик», поскольку первым осмелился утверждать социальную психологию, «лидер ревизионизма» потому, что на инструктивной конференции ЦК по общественным наукам его упомянули рядом с чехословацкими протестантами. Дальше повествует, как он страдал от КГБ и парторганов. Множество фото; Парыгин с нобелевским лауреатом Жоресом Алфёровым, с Ядовым за столом президиума, с Галиной Старовойтовой. Понимает, что сегодня подать на публику.

Ещё тебе свидетельство Бориной научной славы. На рубеже 1970—1980-х он  разработал методику измерения психологического климата в трудовом коллективе. Методика вызывала сомнения по части надёжности. Эта методика не имела никакого отношения ни к измерению психологического климата, ни к науке вообще».