А. Алексеев. Научно-практический эксперимент социолога-рабочего и его общественно-политические уроки. Окончание
На снимке: М.С. Горбачев
Настоящий цикл материалов на Когита.ру был начат перепечаткой фрагмента из электронной переписки В.А. Ядова и Д.Н. Шалина (2010-2014), относящегося к «драматической социологии» А.Н. Алексеева, с комментарием последнего в виде извлечений из двух статей А. Алексеева в составе так называемой «Дискуссии через океан» (2011-2013). Эта первая публикация на Когита.ру называлась: Драматическая социология глазами Д. Шалина, В. Ядова и А. Алексеева
Вторая публикация называлась: Драматическая социология глазами В. Ядова и А. Алексеева. В нее вошла статья А. Алексеева «Наблюдающее участие и его синонимы» (2006), ранее публиковавшаяся в интернете, а также в журнале социологических и маркетинговых исследований «Телескоп» (2012).
Третья публикация - А. Алексеев. Что сказать мне удалось – не удалось – включала одноименный текст, написанный в 2001 г. и впервые опубликованный в: Алексеев А.Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Том 2. СПб.: Норма, 2003.
Четвертая публикация - Натурные эксперименты и пристрастное знание включает в себя переписку Д. Шалина, А. Алексеева и Б. Докторова на темы, релевантные содержанию данного цикла.
Пятая и шестая публикации в рамках цикла «Драматическая социология и наблюдающее участия» - А. Алексеев. Познание действием (Так что же такое “драматическая социология”?) (начало; окончание) - воспроизводят статью автора этих строк, впервые опубликованную в журнале «Телескоп» (2006), а позднее в журнале «7 искусств» (2013).
Седьмая публикация - Так что же такое «драматическая социология»? Продолжение темы - возвращает к материалам, опубликованным нами на Когита.ру два года назад, но с тех пор наверняка уже забытым даже заинтересованными в этой теме читателями.
Среди них:
- Познание действием. От автора - сегодня, 30 лет спустя
- А. Алексеев, А. Кетегат. Про «Серегу-штрейкбрехера» и не только о нем (начало; окончание).
Восьмая, девятая и десятая публикации, включают извлечения из авторского цикла «Письма Любимым женщинам» (1980-1982), представленного в главах 2 и 3 книги: А.Н. Алексеев. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Тт. 1-4. СПб.: Норма, 2003-2005. См. эту композицию также в журнале «7 искусств».
В одиннадцатой и двенадцатой публикациях, под общим названием: А. Алексеев. Выход из мертвой зоны, - был предъявлен одноименный авторский цикл, вошедший в главу 5 книги «Драматическая социология и социологическая ауторефлексия». Они посвящены событиям «эксперимента социолога-рабочего», имевшим место в первой половине 1982 г., т. е. являются прямым продолжением «Писем Любимым женщинам» (см. выше).
Тринадцатая и четырнадцатая публикации – под общим названием «Эксперимент, который исследователем не планировался», - посвящены «делу» социолога рабочего (исключение из партии и т. п.; 1984).
Пятнадцатая публикация - «Как меня исключали из Союза журналистов» - продолжает тему двух предыдущих.
Шестнадцатая, семнадцатая и восемнадцатая публикации посвящены событиям жизни автора (и не только его!) 32-летней давности, однако вовсе не лишены актуальности, как можно убедиться. Поскольку они (эти события) относятся к 1984-му году, общим названием этих трех публикаций является: «Жизнь в «Год Оруэлла»».
Девятнадцатая и двадцатая публикации, под общим названием «Инакомыслящий» или «инакодействующий»?», продолжают тему «необходимой обороны» социолога-испытателя – в плане борьбы за собственную общественную реабилитацию (восстановление в КПСС и т. п.), или, можно сказать - применительно к тому времени - в плане защиты собственного достоинства, ущемленного государственными и партийными органами.
Очередные – двадцать первая и двадцать вторая публикации имеют общим названием: «Научно-практический эксперимент социолога-рабочего и его общественно-политические уроки». Они посвящены обстоятельствам жизни социолога-испытателя в контексте событий начинающейся общественной Перестройки.
А. Алексеев. 11 апреля 2016
**
Из книги «Драматическая социология и наблюдающее участие», том 2:
<…>
10.12.4. «Рано или поздно я в партии восстановлен буду!»
[Жанр «открытого письма», с информацией для друзей и коллег о прохождении «дела» социолога-рабочего в партийных инстанциях, уже знаком читателю.Ниже — очередное такое письмо. — А. А.]
«Открытое письмо» (октябрь 1985)
Коллегам из ИСЭП и товарищам по партии
Считаю своим долгом сообщить всем тем, с кем связан дружескими и товарищескими отношениями, что 11.09.85 в Комитете партийного контроля при ЦК КПСС рассматривалась моя апелляция исключенного из партии, а вчера, 8.10, я был ознакомлен с решением КПК по этому вопросу.
Комитет партийного контроля согласился с решением Ленинградского ОК КПСС от 4.06.85 — отказать в пересмотре постановления парткома «Ленполиграфмаша» от 23.05.84. Сохранена и формулировка решения Ленинградского ОК:
«…исключить Алексеева А. Н. из рядов КПСС за проведение социологических исследований политически вредного характера, написание и распространение клеветнических материалов на советскую действительность, грубые нарушения порядка работы с документами для служебного пользования».
Настоящее решение, прошедшее все инстанции, кроме высшего органа КПСС, каковым является Съезд партии, не должно дать повода для сомнений в том, продолжаю ли я считать себя коммунистом. Безусловно да! И уверен, что рано или поздно я в партии восстановлен буду.
Заранее благодарен тем, кто вместе со мной разделяет эту мою глубокую уверенность.
А. Алексеев, 9.10.85
Ремарка: предвидел, но не все…
Заявляя, что «рано или поздно» будет восстановлен в партии, социолог-испытатель не ошибся. Вот только не предвидел, что несколько лет спустя сам не захочет в этой партии оставаться…
Пока же… См. ниже. (Сентябрь-ноябрь 2000).
***
Из обращения-апелляции к XXVII съезду КПСС (февраль 1986)
<…> Решение Комитета партийного контроля при ЦК КПСС от 11.10.85 принято на основе справки по моему вопросу, подготовленной сотрудником КПК А. П. Шадриным. Эта справка игнорировала все аргументы моей апелляции в КПК при ЦК КПСС от 28.07.85 г.
Мой партийный стаж — 23 года. По образованию — журналист, основная профессия — социолог. В минувшей пятилетке мною был предпринят научно-практический эксперимент наблюдающего участия в конкретной социально-производственной ситуации в качестве рабочего. До этого работал в Институте социально-экономических проблем АН СССР. В 1975– 76 гг. был секретарем партбюро этого института. В 1964–1965 гг. — заведовал отделом промышленности «Ленинградской правды». Как умел, всю жизнь старался быть полезным делу коммунистического строительства.
Вовсе не оспаривая допущенных мною действительных ошибок, которые ныне мною хорошо осознаны, я считаю часть выдвинутых против меня обвинений ошибочными, а решение об исключении меня из партии — несправедливым.
Реализуя свое право коммуниста, исключенного из партии, апеллирую к Съезду КПСС — прошу о восстановлении меня в рядах КПСС.
Считаю дело партии — делом своей жизни. Хочу с максимальной отдачей способствовать претворению в жизнь решений, выработанных коллективным разумом КПСС.
А. Алексеев. 21.02.86
Ремарка: слушайте, слушайте! Не забывайте!
Этот «новоязовский» текст заслуживает лингвосоциопсихологического анализа (пользуясь термином Т. Дридзе):
- «…как умел, всю жизнь старался быть полезным делу коммунистического строительства…». (а ведь — и правда: старался!..);
- «…право коммуниста, исключенного из партии…» (подразумевается: «из партии исключен, но остаюсь коммунистом…»);
- «…считаю дело партии — делом своей жизни…» («дело партии» — то ли идеал, то ли «превращенная форма»);
- «…хочу с максимальной отдачей…» (ср. со стандартной формулировкой заявлений о вступлении в партию 60–70-х гг.: «Хочу быть в передовых рядах строителей коммунизма…»);
- «…коллективный разум КПСС…» (почти — «Высший разум…»). (Ноябрь 2000).
10.13. Социологическая ассоциация очищает свои ряды
Несколько вступительных слов
Как уже говорилось (в одном из писем), на протяжении всего 1985 года предпринимались попытки исключить социолога-рабочего из Советской социологической ассоциации.
Попытки не удавались: то — не собрать кворум бюро ЛО ССА, то я сам находил повод не явиться на заседание. В конце концов было сочтено возможным и необходимым рассмотреть персональное дело в отсутствие «героя».
Ниже — несколько документов, относящихся к этим событиям. (Октябрь 2000).
10.13.1. Попытка диалога
Объяснение члена ССА (апрель 1985)
В бюро Северо-Западного (Ленинградского) отделения ССА
Копия: в бюро секции заводских социологов ССА
от Алексеева А. Н., слесаря Ленинградского завода полиграфических машин, кандидата философских наук, члена ССА с 1969 г.
Я являюсь членом Советской социологической ассоциации на протяжении 15 лет. Будучи профессиональным социологом, все это время принимал активное участие в работе этой добровольной общественной организации.
В январе 1985 г. я получил от председателя бюро ЛО ССА проф. Б.Д. Парыгина экстренное и без объяснения цели приглашение явиться на заседание бюро. За несколько часов до начала заседания это приглашение было отменено. А в феврале 1985 г. секретарь бюро Г.А. Румянцева известила меня, что в ЛО ССА создана комиссия по изучению моей социологической работы.
1 апреля 1985 г. состоялась встреча с членами этой комиссии — Ю.И. Гревцовым (он же — председатель ревизионной комиссии ЛО ССА) и Н.С. Мирошниченко (он же — зам. председателя бюро ЛО ССА). Названные товарищи информировали меня о действительной цели работы комиссии.
Как выяснилось из беседы, еще в январе с.г. председателем бюро отделения проф. Парыгиным инициативно был поставлен вопрос о «выведении» (исключении) меня из состава Советской социологической ассоциации. Для подготовки этого вопроса на заседании бюро, как оказалось, и создана эта комиссия, которая вовсе не предполагает изучать мою работу в целом.
Постановка вопроса о дальнейшем членстве в ССА связывается, как мне было сказано, с серьезными нарушениями порядка и условий научной деятельности, в частности — порядка обращения с материалами, имеющими гриф «для служебного пользования». Мне было предложено написать объяснение; комиссия обещала до обсуждения вопроса на заседании бюро ознакомить меня со своей справкой.
Должен сообщить бюро ЛО ССА, что беседа с тт. Гревцовым и Мирошниченко, происходившая в присутствии т. Румянцевой, оставила у меня чувство глубокого недоумения.
Как бюро наверняка известно, еще год назад (весной 1984 г.) мне были предъявлены государственной, а вслед за тем и партийной организацией, — серьезные обвинения, которые в целом можно определить как политические. По этим обвинениям я был в мае 1984 г. исключен из партии. После полугодового рассмотрения моей апелляции, бюро Ленинградского горкома КПСС не нашло возможным восстановить меня в партии, хотя и существенно пересмотрело первоначальную формулировку исключения (решение бюро ЛГК КПСС от 16.01.85).
Месяц назад (4 марта с.г.) мною была подана апелляция в вышестоящую партийную инстанцию (Ленинградский обком КПСС). Ответа на нее я пока что не имею.
Из беседы с тт. Гревцовым и Мирошниченко явствует, что комиссия ЛО ССА знакомилась с материалами партийного дела, хранившегося до последнего времени в Ленинградском горкоме КПСС. Знакомство это, судя по отдельным замечаниям членов комиссии, является беглым, по-видимому, выборочным, однако сам факт знакомства не вызывает сомнений.
В чем же увидела свою задачу комиссия ЛО ССА в этой ситуации? По меньшей мере удивительно, что руководство Ленинградского отделения Советской социологической ассоциации (оба члена комиссии являются ответственными представителями этого руководства) умудрилось «пройти мимо» упомянутых серьезных политических обвинений, выдвинутых против члена ССА. Или, по крайней мере, сделало вид, что оно их не заметило.
Вот, что член ССА допустил, как утверждается, нарушение порядка работы с документами «для служебного пользования», — это «по нашей части», тут есть повод для постановки вопроса об исключении. А все остальное Советской социологической ассоциации вроде бы и не касается. Это — «не наше дело».
По тому, как узко очерчивают эти товарищи компетенцию возглавляемой ими организации и свою собственную позицию, можно подумать,что со мной беседовали деятели общества филателистов или спасения на водах, а не научно-идеологической общественной организации [! — А. А.], ставящей своими основными задачами «всемерное содействие творческой деятельности ученых в области марксистской социологии в тесной связи с практикой коммунистического строительства и развитием научных знаний, более широкое привлечение и пропаганду марксистской социологии в нашей стране и за рубежом, борьбу с буржуазными социологическими теориями» [цитата из тогдашнего Устава ССА. — А. А.].
По-моему, коль скоро против члена ССА выдвинуты политические обвинения (справедливые или несправедливые — другой вопрос!), первой обязанностью руководящего органа, занявшегося этим делом, является самоопределение по данному, ключевому вопросу, а не только по относительно частному (хотя бы и немаловажному) пункту, каковым является, например, обращение с научными документами «для служебного пользования».
Тот подход к делу, который продемонстрировали руководители ЛО ССА в нашей беседе 1 апреля с.г., представляется мне недопустимо аполитичным [! — А. А.], уклончивым, смазывающим острые углы, не отвечающим высоким требованиям к общественной научной организации, имеющей содержанием своей деятельности развитие исследований в области общественной науки.
Думаю, что такая «беспартийная» позиция не к лицу ассоциации, являющейся партийной [! — А. А.] по самому своему определению. Партийная организация исключила Алексеева из своих рядов за политические ошибки, которые, как предполагается, он допустил, хотя и оспаривает это. Не уклонился от этого острого вопроса и Секретариат правления Ленинградской организации Союза журналистов СССР, также рассматривавший его (август 1984 г.). А руководство ЛО ССА считает достаточным исключить Алексеева из Социологической ассоциации «за нарушение порядка и условий научной деятельности» (дословно цитирую тов. Гревцова).
Создается впечатление, что комиссия больше озабочена «благополучным» осуществлением процедуры исключения, чем разбором дела по существу…
Ремарка: «…нарушил порядок и условия…»
Если полгода назад, в самообороне против чиновников Союза журналистов СССР, социолог-испытатель уклонялся от идеологической дискуссии, то теперь он ее «провоцирует»: он, похоже, готов «вести бой» на этой территории, набравшись опыта в «разговорах в Смольном» и т. п. (см. выше).
Его нынешним оппонентам нужно одно: отрапортовать, по инстанциям, что А. «выведен» из рядов социологической ассоциации. Не важно как и за что. А им, видите ли, предлагается… «занять позицию»! Пришлось-таки в конце концов позицию занять (см. ниже). (Ноябрь 2000).
…Некоторая «опасливость» руководства ЛО ССА проявляется и в безоговорочном отказе от обсуждения моего вопроса на секции заводских социологов, членом которой я являюсь. Вместе с тем, налицо откровенное
стремление «предрешить» результат обсуждения (еще до выслушивания объяснений постулируется крайняя мера воздействия к члену ассоциации).
Тем не менее, комиссия заинтересована в соблюдении хотя бы минимума формальных моментов (объяснение обвиняемого, подготовка справки, обсуждение на бюро).
Но, в конце концов, главное не в этом. Из того, как поставлен вопрос комиссией, видно, что руководство отказывается, как уже было сказано, от принципиального и партийного [! — А. А.] разговора.
Было бы нелепо в этой ситуации давать объяснения по вопросам, которые тебе прямо не заданы. Поэтому в настоящем объяснении мне остается лишь констатировать, что все, что я имел сказать по существу предъявленных мне обвинений (включая и те, которые можно, хотя бы с натяжкой, подвести под понятие «нарушение порядка и условий научной деятельности»), со всей определенностью и самокритичностью высказано мною в партийной апелляции от 3.03.39 С этим документом я ознакомил коммунистов, членов комиссии ЛО ССА тт. Гревцова и Мирошниченко.
Разумеется, я не могу предугадывать результаты рассмотрения моей партийной апелляции. Но думаю, что эти результаты будут не безразличны и для бюро ЛО ССА.
Члены комиссии ЛО ССА тт. Гревцов и Мирошниченко были информированы мною также, вкратце, о содержании и параметрах моей научной деятельности за период 1980–1984 гг. и о моей работе в качестве члена ССА.
В заключение хочу обратить внимание бюро ЛО ССА на одно специфическое побочное обстоятельство предполагаемого разбора моего дела.
Сама постановка вопроса об исключении из ССА в Ленинградском отделении является беспрецедентной (за 15 лет такого случая, насколько мне известно, не было). Причем запланировано обсуждение этого вопроса на заседании бюро 19 апреля с.г., т. е. за пять дней до очередного отчетно-выборного собрания ЛО ССА, назначенного на 24 апреля.
Некоторая двусмысленность ситуации состоит в том, что руководство ЛО ССА намерено провести это обсуждение (и, по-видимому, решение) именно в своем нынешнем составе, определившемся на собрании Отделения 17 января 1983 г. Между тем, члены бюро ЛО ССА, вероятно, помнят, что именно А. Алексеев был тем самым членом ССА, который на собрании 1983 г. публично обратил внимание на его [собрания. — А. А.] неправомочность (в выборах нынешнего бюро тогда принимала участие едва треть всего состава организации).
Этот проблемный вопрос в свое время был поднят мною в письме на имя секретаря Ленинградского ОК КПСС тов. Захарова от 28.01.83. Не найдя поначалу поддержки в отделе науки ОК КПСС, я тогда обратился с письмом в отдел науки ЦК КПСС (от 29.03.83) и в общей постановке вопроса был поддержан.
Тем не менее, нынешнее руководство ЛО ССА продолжало осуществлять свои функции, за 2 года так и не озаботившись тем, чтобы провести повторное собрание — для подтверждения своего «мандата» от действительного большинства членов Ленинградского отделения ССА.
Строго говоря, нынешний состав бюро ЛО ССА, не будучи «законно» избран на отчетно-выборном собрании, неправомочен решать вопрос об исключении члена ассоциации из ее рядов.
Избежать еще и этого нарушения норм демократического централизма (не говоря уж об отмеченной двусмысленности ситуации) нетрудно, отодвинув предполагаемое обсуждение всего на несколько дней и предоставив решение персонального вопроса новому составу бюро Отделения, который будет избран в апреле 1985 г. на отчетно-выборном собрании, где, надеюсь, казус 1983 г. не повторится.
(Сказанным я, конечно, не хочу бросить тень или поставить под сомнение авторитет конкретных лиц, входящих в нынешний состав бюро.)
Это последнее соображение, разумеется, является частным, по сравнению со сказанным мною выше — насчет занятой нынешним руководством ЛО ССА далеко не принципиальной, уклончивой позиции. Но и оно заслуживает учета при подготовке разбора моего дела руководящим органом Отделения ССА.
А. Алексеев, 7.04.85
[Читая этот текст, можно подумать, что социолог-испытатель «знает» судьбу, которая постигнет тогдашнее руководство ЛО ССА два года спустя, когда оно будет «сметено» — «волной» перестройки (март 1987). Но нет, не знал… — А. А.]
10.13.2. Монологи на заседании бюро ЛО ССА
Из протокола № 1 заседания бюро ЛО ССА (10 января 1986 г.)
Присутствовали: <…> [Список присутствующих здесь не приводится, поскольку, как выяснилось позднее, не все указанные в протоколе лица действительно присутствовали на этом заседании. — А. А.]
Повестка дня:
1) Итоги Пленума правления ССА «Октябрьский (1985 г.) Пленум ЦК КПСС и задачи социологической науки в решении проблем ускорения социально-экономического развития советского общества» (д. ф. н., проф. Парыгин Б. Д.).
2) План мероприятий по реализации критических замечаний, высказанных на заседании Президиума ССА 11 октября 1985 г. (д. ф. н., проф. Парыгин Б. Д.).
3) Информация о работе социологической службы НПО «Уран» (рук. социологической службы Синов В.В.).
4) Обзор планов работы исследовательских секций на 1986 г. (Румянцева Г. А. ).
5) Персональное дело члена ССА к.ф.н. Алексеева А. Н.
6) Прием в члены ССА.
***
<…> 5. Персональное дело.
Парыгин Б.Д. [председатель бюро ЛО ССА. — А. А.] Сегодня мы рассматриваем персональное дело члена ССА А. (Здесь и далее в оригинале документа — фамилия. – А. А.). Доложит председатель комиссии Гревцов Ю.И.
Гревцов Ю.И. Зачитывает справку комиссии.
Парыгин Б.Д. Хотелось бы послушать членов комиссии.
Воронцов А.В. Когда я знакомился с делом в ОК КПСС, то у всех членов комиссии было единодушное мнение — исключить А. из членов ССА. Чего он добивается? Все его высказывания — с позиций антикоммунизма. К примеру, он приводит в дневниках высказывания Бжезинского и нет ни слова о социализме. Руководителей подразделений он называет генеральными марионетками. [Интересно, что ни цитат из Бжезинского, ни выражения «генеральные марионетки» в «Письмах…» социолога-рабочего нет. — А. А.] Он использовал данные социологического исследования, которое он проводил один, без экспертов, использовал данные с одной стороны — найти отрицательный ответ. Анкета — 45 экспертов — в формулировке «кризис» нашего общества, а также его выводы, основанные на этих 45 интервью — «общество утратило идеал и перспективы развития», «коррупция на всех уровнях», «рост бесхозяйственности».
Меня удивляет поток писем А. в свою защиту. Это в какой-то степени человек бессовестный, нам надо было пригласить корреспондента из «Ленинградской правды» и осветить его деятельность.
Федосеев А.А. А материалы исследований были представлены А. куда-либо? На Запад его материалы не попали?
Гревцов Ю.И. Нет, его материалы распределялись в кругу его друзей и сочувствующих. На Запад материалы его исследований не попали. Распространялись только среди знакомых разных городов.
Мирошниченко Н.С. Не знаю, что добавить. Все это верно. Я думал в начале работы комиссии, что какие-то материалы есть, а когда стали смотреть материалы, то увидели, что его никак нельзя понять. К нам в процессе работы подходили многие товарищи, которые говорили, что А. много сделано, у него много монографий, но никто нам ничего не дал в письменном виде. По материалам дела — у него 500 страниц, особенно дневник «Писем», материал не предназначался для работы, но все это распечатывалось и рассылалось. Подход действительно его тенденциозный.
Тов. А. все это понял и свои ошибки признал в апелляции в партийные органы [? — А. А.]. Мне казалось, что на нашем бюро он что-то скажет в свое оправдание. Но этого не случилось.
Парыгин Б.Д. Кто желает еще высказаться?
Ельмеев В.Я. Мы слышим, что бывают такие выступления и за рубежом. Чем объяснить этот факт? Видимо, низким научным уровнем. Деятельность А. вредная тем, что он решил социологию использовать не для целей укрепления социалистического общества.
Лисовский В.Т. Ведь он не ребенок и должен знать, с каких позиций он выступает. А., видимо, извлек только плохое из общения с рабочим классом. Решение наше должно быть однозначным — исключить его из членов ССА. [Комментарий см. ниже. — А. А.]
Максимов Б. И. Я не член бюро. Хочу призвать членов бюро к повышенной внимательности ввиду уникальности рассматриваемого дела, незаурядности личности А. Им допущены серьезные ошибки. Вместе с тем ему присущи большие достоинства. Это человек чрезвычайной работоспособности, им опубликовано более 100 научных работ. Результаты, полученные А. во время работы на заводе и отраженные в научных отчетах, в большой статье для журнала «Системные исследования», имеют важное значение с точки зрения совершенствования хозяйственного механизма. При поступлении на завод А. руководило стремление глубже понять природу социально-экономических отношений в производственном коллективе, с целью разработки предложений по совершенствованию хозяйственного механизма. А. сознательно шел на ухудшение своего положения, связанного с проведением включенного наблюдения, надо отдать должное его гражданскому и научному мужеству. Выражаю мнение, что ошибки А. есть именно ошибки, но не злоумышленные действия. При сопоставлении их с заслугами А. можно ставить вопрос об оставлении его в составе ССА, при вынесении соответствующего взыскания.
Пашков А.С. [директор НИИКСИ при ЛГУ. — А. А.] Лично не знаю, но как юрист считаю, что есть основания для квалифицирования уголовного преступления. Что это — заблуждение или сознательный источник? Почему распространял письма антисоветского содержания? С ним поступили очень гуманно. Будучи специалистом, он злоупотреблял правами члена ССА. В ходе исследования мы можем получать разную информацию, вопрос в том, как к ней относиться.
Сигов И.И. [директор ИСЭП АН СССР. — А. А.] Пришлось некоторое время работать с А. Считаю, что комиссия проделала очень тщательную работу и все это верно отражено в справке комиссии. Основное в материалах А. — цинизм. Это человек, который действует не с позиции что-либо дать, а только критиковать. Комиссия объективно оценила его дело.
Парыгин Б.Д. Складывается ясная картина. Налицо факт политического цинизма и негативизма. Вывод ясен — сформулированный комиссией. Я убедился в его наклонности к сепаратизму еще 10 лет назад. Прошу председателя комиссии зачитать проект постановления.
Гревцов Ю.И. [зав. лабораторией НИИКСИ при ЛГУ. — А. А.]. Зачитывает проект постановления:
Заслушав и обсудив справку комиссии по рассмотрению персонального дела члена ССА, к.ф.н. Алексеева А. Н., бюро ЛО ССА постановляет:
— За серьезные нарушения принципов Устава Советской социологической ассоциации (ст. 4 и 15-в), этики советского ученого, выразившиеся в проведении политически не выдержанного, тенденциозного исследования, грубых нарушениях правил использования и хранения документов служебного характера, распространении среди знакомых материалов политически вредного характера, а также материалов, имеющих гриф «для служебного пользования» — исключить Алексеева А. Н. из членов Советской социологической ассоциации (в соответствии со ст. 16 и 17 Устава).
— Решение бюро направить на утверждение в Президиум правления ССА.
— Просить Президиум правления ССА опубликовать информацию о принятом решении в журнале «Социологические исследования».
Парыгин Б.Д. Голосуем за формулировку предложенного комиссией проекта.
Постановили: Исключить Алексеева А. Н. из членов ССА с предложенной комиссией формулировкой.
Председатель бюро, д. ф. н., проф. Б. Д. Парыгин
Ученый секретарь Г. А. Румянцева
Примечание. Б. Д. Парыгин тогда — зав. сектором Института социально-экономических проблем АН СССР, ныне — профессор Гуманитарного университета профсоюзов.
Ремарка: «Пусть уж будет все как было…» (Владимир Лисовский).
Не далее, как сегодня (31.10.2000), на защите докторской диссертации А.В. Тихонова, на Ученом совете социологического факультета Санкт-Петербургского университета, я встретил одного из своих тогдашних оппонентов — докт. филос. наук, профессора факультета социологии СПбГУ, главного научного сотрудника НИИКСИ СПбГУ — Владимира Тимофеевича Лисовского.
В. Л. сам завел речь об этом эпизоде 15-летней давности. Он сказал, что глубоко сожалеет о случившемся и приносит мне извинения.
Я эти извинения принял, а потом заметил, что поставлен нашим разговором в затруднение: в мою книгу уже включен протокол того самого заседания, где… и т. д. Следует ли мне теперь сделать купюру в публикации документа или…
Владимир Лисовский сказал, что купюр делать не надо, и разрешил мне обнародовать его извинения. (Октябрь 2000).
10.13.3 <…>
10.14. «Научно-практический эксперимент социолога-рабочего и его общественно-политические уроки»
10.14.1. «Человеческий фактор» перемен: за и против. «Экспериментальная» ситуация противодействия переменам
[Последующие обращения социолога-испытателя в высшие партийные инстанции (1986–1987) постепенно переросли в «проблемные записки», где критическая постановка общих вопросов партийной и общественной жизни 7превалирует, а иногда и вытесняет тему личной «партийной судьбы».
Ниже — письмо М.С. Горбачеву (март 1986). Публикуется с небольшими сокращениями. — А. А.]
А. Алексеев — Генеральному секретарю ЦК КПСС М. Горбачеву (март 1986)
Глубокоуважаемый Михаил Сергеевич!
Ждал Вашего доклада на Съезде КПСС, чтобы окончательно решить для себя вопрос о целесообразности обращения к Вам с этим письмом. Вижу, что не только целесообразно, но и должен это сделать. <…>
Вкратце
Автор приветствует доклад М. С. Горбачева на XXVII съезде КПСС как «отвечающий чаяниям массы советских людей — таким чаяниям, которые до недавнего времени не было принято высказывать вслух, по крайней мере — во всеуслышание».
Приводит в качестве примера попытку разработки опросной методики «Ожидаете ли Вы перемен?», которая, «оказавшись неудачной», может служить примером того «предощущения перемен», которое «давало импульс этой работе», и т. д.
«…Теперь читаю Политический доклад ЦК КПСС — как ответ коллективного разума партии на эти давно волновавшие меня (и, конечно же, не только меня) вопросы…».
<…> Но остается серьезная опасность сопротивления начавшимся переменам. Ведь в них не заинтересованы не только подпольные миллионеры или закоренелые алкаши. Существенно важно правильно оценить, кто, каким образом и в какой мере может оказать, да, по существу, уже и оказывает им противодействие. Тут каждому следует задуматься, что он лично может сделать, чем способствовать предстоящей очистительной и мобилизующей работе. Думаю, что могу быть полезен и я.
Противодействовать современным переменам в экономической, социальной, политической жизни можно, одобряя на словах новые партийные установки. Носителей такого приспосабливающегося противодействия будет, насколько я могу судить, относительно немного среди рядовых тружеников (рабочих, крестьян, народной интеллигенции), зато не так уж мало на разных, в том числе средних и низших уровнях хозяйственного, ведомственного, государственного управления и партийного руководства.
Бюрократизм, показуха, безответственность, личные амбиции мелких и крупных начальников, разнообразные формы ущемления творческой инициативы, привычка к администрированию, с одной стороны, и к бездумному исполнительству, с другой, демагогически искушенное «разгильдяйство» и «прохиндейство» — все это явления, успевшие пустить глубокие корни. Выкорчевывание этих корней — в известном смысле потруднее осуществляемого ныне обновления кадров на высших руководящих постах или разоблачения очевидных перерожденцев. Это — работа не на месяцы, а на годы.
Разумеется, Генеральному секретарю эта опасность видна. Но чтобы успешно преодолеть сопротивление накопленной инерции, не существующей иначе, как во взглядах и поступках конкретных людей, необходимо исчерпывающее, достоверное знание о ее, этой инерции, источниках, формах и силе. Свою скромную лепту в это знание хотел бы внести и я, полагая, что всякий личный, а тем более профессионально-исследовательский опыт здесь может быть полезен.
<…> Трудно сказать, какая из профессий является ныне для меня основной. Я — социолог (кандидат философских наук, имею ученое звание старшего научного сотрудника по специальности «прикладная социология») и одновременно рабочий (слесарь механосборочных работ Ленинградского завода полиграфических машин). Шесть лет назад (в 1980 г.) мною было начато экспериментальное социологическое исследование социальных и социально-психологических предпосылок повышения трудовой и общественной активности работника на производстве. В соответствии с исследовательским замыслом я при этом сам стал рабочим.
Мой научно-практический эксперимент, исследование производственной жизни изнутри, «глазами рабочего», начался при поддержке ленинградских партийных органов, был частью плана НИР Института социально-экономических проблем АН СССР. Основными объектами изучения при этом были «инновационные» процессы — внедрение новой техники и технологии и развитие бригадной формы организации и стимулирования труда. В тот и другой социальные процессы я был непосредственно включен, будучи наладчиком нового, в ту пору уникального на заводе оборудования, а затем и членом комплексной бригады, работающей на единый наряд.
Экспериментальный характер проводимого исследования и моя личная убежденность в необходимости ряда существенных перемен диктовали мне достаточно нестандартную линию поведения, нарушающую многие сложившиеся стереотипы. В качестве рабочего я энергично лично вмешивался в процессы, которые изучал как социолог, и одновременно искал новые формы их научного отображения и социологического осмысления.
Со временем мои индивидуальные усилия преодолеть «известную отдаленность» нашей общественной науки от запросов жизни стали раздражать определенную категорию людей из кругов научного, хозяйственного, партийного руководства. Потом оно показалось им «угрозой». Кто-то был, возможно, искренен, а кто-то преследовал и свою корыстную цель. Во всяком случае многое было сделано, чтобы скомпрометировать мои действия, жизненные и исследовательские шаги, и это отчасти удалось.
Особенность моего случая в том, что мне были предъявлены политические обвинения. В 1984 году я был исключен из партии, далее — из некоторых профессиональных общественных организаций (Союз журналистов СССР, Советская социологическая ассоциация), чему предшествовали, с моей точки зрения, сомнительные действия правоохранительных органов (1983 г.).
Некоторые обвинения со временем отпали, не получив подтверждения, некоторые же, являющиеся результатом предвзятого истолкования ряда моих исследовательских шагов, удержались вплоть до рассмотрения в высших партийных инстанциях.
Я опровергал политические обвинения, не оспаривая нескольких действительно совершенных профессиональных ошибок. Однако реабилитации добиться пока не удалось.
В какой-то момент я понял, что силою обстоятельств (среди которых и моя роль, пожалуй, не пассивна) рамки эксперимента социолога-рабочего расширились. «Экспериментальной» стала сама ситуация противодействия тем попыткам откровенного, реалистического анализа, критической постановки общественных вопросов, которые мною предпринимались и в качестве рабочего, и в качестве ученого, и в качестве журналиста.
В настоящем письме не место пересказывать все подробности и даже основные результаты этого социального эксперимента, поставленного «на самом себе». Это сделано в отдельной записке, условно названной мною «Научно-практический эксперимент социолога-рабочего и его общественно-политические уроки». Она обобщает результаты разработки научного направления, в рамках которого оказалось возможным проанализировать переплетение технологических, экономических и социальных проблем производства с позиций рабочего, участвующего во внедрении новой техники и бригадного подряда. Она, далее, позволяет на примере моей личной судьбы, как ученого и коммуниста, увидеть позиции отдельных представителей разных общественных групп по отношению к попыткам изменить ситуацию, сложившуюся на производстве и в общественной науке. Эта записка, как мне кажется, может служить наглядной иллюстрацией того, какие силы и в каких формах могут и, наверняка, еще будут противодействовать переменам и «укрощать» тех людей, которые готовы их осуществлять не на словах, а на деле.
Упомянутую записку я хотел бы представить в ЦК КПСС и готов сделать это по первому требованию. (Мне не хотелось бы передавать ее в местные партийные органы, поскольку критический анализ в ней во многом затрагивает отдельных работников ОК КПСС.)
В заключение несколько слов о своей личной партийной судьбе. Я считаю, что в отношении меня допущена ошибка, которая в конце концов, как я верю, будет исправлена. XXVII съезду КПСС отправлено мое письмо с просьбой о пересмотре решения об исключении меня из рядов КПСС. Цель настоящего письма — другая. Я считаю, что проделанная мною работа представляет общественный интерес, и хочу, чтобы ее результаты послужили тому благотворному процессу, который начался в партии и в стране.
С уважением
А. Н. Алексеев, 2.03.86
10.14.2. Перемен не надо ждать. Их надо делать!
[Ниже — два фрагмента (вступление и заключение) инициативной аналитической записки для ЦК КПСС «Научно-практический эксперимент социолога-рабочего и его общественно-политические уроки» (1986).
Записка была передана в партийные органы лишь несколько месяцев спустя. — А. А.]
Из записки для ЦК КПСС (апрель 1986)
<…> Одним из узловых вопросов современной перестройки экономической, социальной, политической жизни общества является вопрос о содержании и формах действия человеческого фактора общественных перемен.
Важно разобраться, кто действительно желает сегодня перемен, так или иначе способствует им, а кто способен только мешать оздоровлению общественной атмосферы, вовсе не будучи заинтересован в таком оздоровлении, но, разумеется, приспосабливаясь к новой ситуации. Какая жизненная позиция действительно отвечает требованиям того исторического периода, в который вступило наше общество. Наконец, как именно предстоит интенсифицироваться человеческому фактору, каковы пути его оптимальной организации и эффективной реализации личностного потенциала.
Я буду говорить об этом не вообще, а на собственном жизненном примере, являющемся, как мне кажется, и уникальным, и типичным одновременно. Моя профессия — социолог. И эта записка может рассматриваться как своего рода отчет о социологическом эксперименте, поставленном «на самом себе». В чем состоит эксперимент, как он начинался и какое продолжение получил — будет видно из последующего изложения.
Записка обильно документирована (Приложения: 0; А.1–12; Б.1–36; В.1–2). Собственное содержание прилагаемых документов, как правило, пересказываться здесь не будет. В известном смысле сама записка оказывается комментарием или «путеводителем» по этим документам. Поэтому знакомиться с соответствующими приложениями целесообразно по ходу чтения настоящей записки.
Следует оговорить, что основной текст составлялся в январе-феврале 1986 г., т. е. до открытия XXVII съезда КПСС.
Предложение представить эту записку в центральные партийные органы содержится в моем обращении к Генеральному секретарю ЦК КПСС М. С. Горбачеву, от 2.03.86. <…>
***
<…> Перемен не надо ждать, перемены надо делать. Таким видится главный общественно-политический урок из моего личного опыта социологического экспериментирования, не сводимого к отдельно взятой производственной сфере.
Вопреки обывательскому «здравому смыслу» я вовсе не считаю этот опыт отрицательным.
А. Алексеев, январь-апрель 1986 г.
Ремарка 1: эскиз для «Драматической социологии».
Инициативная аналитическая записка для ЦК КПСС, под указанным названием, объемом около 2 печ. листов, имела следующую структуру:
1. «Ожидаете ли Вы перемен?»
2. Социолог-рабочий
3. Начало противодействия
4. Работа правоохранительных органов
5. Партийное дело
6. Реакции общественных организаций
7. Из наблюдений социолога-рабочего последнего времени
8. Надо ли беречь «неудобных»?
К записке прилагалась композиция из 50 документов, относящихся к эксперименту и к «делу» социолога-рабочего.
В сущности, эта работа 1986 г. была первым наброском настоящей книги. (Сентябрь 1999 — октябрь 2000).
Ремарка 2: «данное» или «наше» общество?
Среди 50 документов, прилагавшихся к упомянутой аналитической записке для ЦК КПСС, был и такой: «Вопросы из пробного варианта социологического интервью “Ожидаете ли Вы перемен?” (составитель — А. Н. Алексеев, 1978 г.)».
Социолог-испытатель отмечает в своей записке:
«…Оригинал вопросника у меня к настоящему времени не сохранился. Однако в прошлом, 1985 году обстоятельства заставили напрячь память и восстановить по крайней мере ключевые вопросы…»
(Ну, это утверждалось — «на всякий случай»: одним из экземпляров вопросника автор тогда все же располагал.)
Интересно следующее обстоятельство: в оригинале вопросника фигурировало словосочетание «данное общество». («Исходя из Вашего опыта, с учетом Ваших жизненных наблюдений и размышлений, как бы Вы охарактеризовали общую тенденцию развития данного общества за последние 10–15 лет?» И т. д.). В тексте же, отправленном тогда в ЦК, автор написал: не «данное», а «наше общество».
Вряд ли это было аберрацией памяти… (Ноябрь 2000).
***
От автора — сегодня
Дальнейшее развитие «дела» социолога-рабочего существенно обусловлено эскалацией общественных перемен. Уже через несколько месяцев после вышеприведенного обращения к М. С. Горбачеву социолог-испытатель писал в своем заявлении в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС (август 1986):
«…Обвинения, выдвинутые в 1984 г., сегодня, после XXVII съезда КПСС, трещат по швам, настаивать на них остается лишь тем, кому неуютен ветер перемен и кого он, вероятно, вот-вот сметет… Вообще говоря, вопрос о моей партийности теперь уже не только моя личная проблема…».
Что было потом — выходит за хронологические рамки событий, описанных в этой книге.
Завершим эту главу краткой биографической справкой, отражающей взаимоотношения социолога-испытателя с коммунистической партией.
Автор этих строк вступил в КПСС в июне 1961 г. Был исключен из партии в апреле 1984 г. Восстановлен в партии, без перерыва в стаже, в апреле 1988 г. Добровольно вышел из рядов КПСС в июле 1990 г.
С тех пор и по сей день — беспартийный.
А. А., апрель 2001
***
<…>
… Скорее по своему темпераменту и в силу приобретенного опыта, а отнюдь не из принципа я безразличен к тому, что не находится в моей власти. Не в первый раз я попадаю в положение, из которого не вижу выхода, но это было бы впервые, если бы я его не нашел. Любопытство к тому, что будет дальше, вот главное, что я чувствую в таких случаях. (Выделено мною. — А. А.) Я просто использую те средства, которые мне представляются лучшими, и спокойно жду результата…
Из письма Фихте — Канту. 1791 (цит. по: А. Гулыга. Кант, М., ЖЗЛ, 1977, с. 223).
…Поход в Мордор кажется безрассудным. Так пусть безрассудство послужит нам маскировкой, пеленой, застилающей глаза Врагу. Ему не откажешь в лиходейской мудрости, он умеет предугадывать поступки противника, но его сжигает жажда всевластья, и лишь по себе он судит о других. Ему наверняка не придет в голову, что можно пренебречь властью над миром, и наше решение уничтожить Кольцо — поход в Мордор — собьет его с толку…
Д. Р. Толкиен («Властелин колец»).
…Таких, которые делают свое дело, а оно оказывается полезным для всех, на этом свете пока мало. Зато тех, что делают свое дело, а оно приносит всем зло, — такими людьми мир забит… Если их всех мнить своими врагами, тогда по одну сторону останешься ты один-одинешенек, а по другую сторону они — все вместе. И они тебя одолеют… За какое бы дело ты ни брался, если не пойдешь к нему с любовью в душе, тебе его не одолеть. Раз ты решил, что этот человек твой враг, ты его возненавидел, а чтобы зло, им принесенное, обратить в добро, в этом ненависть тебе — не товарищ и не советчик. Оттого ты и не должен в дурном человеке видеть врага. (Выделено мною. — А. А.) Пусть он считает тебя врагом и бьется с тобой, пусть он гонитель, а ты гонимый, — тогда люди возьмут твою сторону. Ни врагом, ни другом дурного человека не считай. Ты должен видеть порчу, идущую от него, зло, им творимое, — и все. Вот эту порчу и это зло ты должен преследовать, чтобы превратить их в добро. Люди же увидят, что хорошее победило дурное, и станут подражать тебе, сами сделаются лучше, чем были, больше их станет, таких людей, и тогда дурным словам и мыслям все труднее будет находить себе поле…
Ч. Амирэджиби («Дата Туташхиа»)