См. ранее на Когита.ру цикл «Из книги Б. Докторова «Биографические интервью с коллегами-социологами»:

- Профессия – политолог (Владимир Гельман). Начало. Окончание

- Вольнодумец на руководящих постах (Борис Фирсов). Начало. Окончание

- Социолог милостью Божьей (Леонид Кесельман). Начало. Окончание

- Социология как профессия и как образ жизни (Владимир Ильин). Начало. Окончание

- Невыключаемое наблюдение и со-причастность миру людей и вещей (Игорь Травин). Начало. Окончание

- Красота. Добро. Истина / Мудрость. Ценность. Память. / Стихи и жизнь (Леонид Столович). Начало. Окончание

- Жизнь и научное творчество «с опережением» (Альберт Баранов). Начало. Окончание

- Потребности, интересы, ценности. Социальное действие. Конфликт (Андрей Здравомыслов). Начало. Окончание

- Интеллектуальный гедонизм и социологическое любопытство  (Елена Здравомыслова)

- Сверхответственный и всегда недовольный собой (Борис Максимов). Начало. Окончание

- «Связь времен» в российской социологии – предмет исследования и предмет строительства (Лариса Козлова)

- Математик – психолог – социолог – историк науки. Российский социолог, живущий в Америке (Борис Докторов). Начало. Окончание.

- Театровед среди социологов, социолог среди театроведов (Виталий Дмитриевский). Начало. Продолжение 1. Продолжение 2. Окончание-

- Нашедший себя и оставшийся самим собой (Олег Божков)

- Миссия – собиратель и издатель (Михаил Илле)

- Звездный путь автора теории этнических констант (Светлана Лурье)

- Мастер-класс: социология образования и образование социологов (Елена Смирнова). Начало. Окончание.

- Вперед и вверх, а там… (Галина Саганенко). Начало. Продолжение.

**

Г.И. САГАНЕНКО: «ДОРОГИ ХВАТИТ НА ВСЕХ…»

(окончание)

<…>

 Б.Докторов: Мне кажется, что в середине 80-х или чуть позже ты стала отходить от количественного определения уровня надежности социологического измерения к более общей интерпретации этого понятия. Не этому ли была посвящена твоя докторская диссертация, защищенная в 1991 году?

Г. Саганенко: Под докторскую у меня была опубликована монография и сделано множество новых разработок. Идеи разрастались в своем разнообразии и объеме, – материалы уже вылезали как тесто в хорошей квашне из любой нормальной тары, стекали на стол, стулья, на пол. Нужно было что-то решать. Стратегии, как справиться с этим «осьминогом», у меня не было. Но тут вдруг соединись три благостные вещи. Первое – напряги от студентов и лекций. Второе – вдруг открывшаяся возможность представить диссертацию в виде доклада – можно было отложить на потом миссию спасения всея методология в стране и мире и выбрать какую-то одну четкую перспективу. И третье – учение Шри Чинмоя – современного индийского философа; на встречу с его последователями нас по радио заманивала кафедра иностранных языков Финэка. По пункту 1: я запросилась в «академку» от тягот преподавания, хотя бы на пару месяцев, что, мол, надо бы завершить докторскую (о диссертации удачно напомнил директор Б.М. Фирсов). Оказалось, что сидеть за своей конкретной (хотя и безбрежной) научной темой в сто раз проще, чем крутиться на 360 градусов перед студентами с преподаванием всего и вся по методологии и методам. По пункту 2: оказалось, можно защищаться по докладу и я выбрала только одну глобальную идею – уже упоминаемые мною три уровня эмпирической доказательности в социологии, которые так замечательно усиливали друг  друга.  По пункту 3: я действительно дошла до той встречи и медитации. Все хорошо легло на мое настроение ощущать себя в этом мире: вставать рано, со всеми здороваться, медитировать, с радостью относиться к миру, легко двигаться в мире своих идей… И вот на колоссальном драйве, в один присест я написала каркасный текст «Уровни эмпирической доказательности в социологии». Я боялась даже объявить, что написала свой «шедевр» за три недели. Естественно, это был очень сырой драфт, но я уже поставила его обсуждение на заседании сектора социальной политики, в котором я тогда числилась. Никита Серов, один из немногих кто читал и более того квалифицированно разбирался в читаемом, – отметил как уникальные некоторые мои постановки, среди них «конкретность исследовательской ситуации». Самым непримиримым критиком моей методологии оказалась Лиля Бозрикова, которая пыталась приписать мне игнорирование значимых фигур социальной мысли того славного времени. Но тут у меня был убедительный аргумент – моя диссертация была в форме доклада, и тем самым все проблемы со скромным объемом текста и отсутствием цитирования выдающихся персон снимались. В общем, сектор диссертацию одобрил и сделал соответствующее заключение.

Я уже вовсю переписывала текст. В те времена у нас не было  персональных компьютеров, и самым почитаемым работником в научной среде была профессиональная машинистка. Еще  в предшествующий период своей научной одиссеи я выработала «принцип трех итераций» – три перепечатки и ни на одну больше. Излишнее совершенство вредит произведению. Так я писала кандидатскую, после третьей итерации обнаруживала опечатки, но не убирала их, считая, что они придают некоторое очарование  сухому академическому тексту. С докторской я обошлась по тому же формату.

Я попросила поставить мое выступление на ученом совете нашего филиала, хотя по ВАК-овским нормативам этого и не требовалось. Обсуждение на Ученом совете в Филиале было в конце мая 1990 г. – там уже ранг присутствовавших был намного выше. И текст был уже другой. Пиетет к моей персоне был высоким, никто не думал наезжать на меня из личностных пристрастий, ставить меня на место. Отмечали в основном мои первопроходческие заслуги, делали замечания по отдельным оборотам, уточняли суть моих уровней эмпирической доказательности в социологии.

В начале июня с третьей итерацией текста я была уже в Москве, в Институте Социально-политических исследований АН СССР, делала доклад на заседании диссертационного совета, которым руководил Геннадий Васильевич Осипов. Там уже собралось четыре директора института (Осипов, В.И. Ядов, предшественник Ядова – В.Н. Иванов, и кто-то еще), А.Г. Здравомыслов, в общем вип-персоны от социологии. Я уже была почти на равных с этими реномированными персонами и методологические заслуги мои считались бесспорными, я убедительно объясняла слабости методологических позиций, которые были задействованы в отечественной социологии. Геннадий Васильевич предложил мне самой назначить день защиты, я подсчитала – что только с осени все закрутится, распечатка реферата, рассылка и все такое и выбрала 30 октября.

Моими оппонентами были Геннадий Батыгин и Владимир Панниотто из Киева, тогда еще был Советский Союз, и было единое научное пространство. Батыгин сообщил мне, что отзыв написал (но не передал его ученому секретарю совета Марине Покровской), Паниотто считал, что отправлять отзыв по почте или привезти его с собой – то на то и получится. В итоге ученый секретарь М. Покровская заявила, что раз нет отзывов, она не будет делать рассылку членам Диссертационного совета и что вообще обычно все это делают сами диссертанты и пр., и пр. Я сказала – нет проблем, завтра приеду. Пошла на вокзал, мест не было, удалось договориться только на третью полку за полную стоимость в плацкартном вагоне. Когда я устраивалась на ночь на верхней полке, сосед по купе смотрел на меня с глубоким удивлением и сочувствием. Я утешила его, что ситуация на самом деле смешная, а не  драматическая.  И успешно прибыла в Москву на свою докторскую защиту.

Были ли какие-либо неожиданные предложения после защиты?

Кстати я вспомнила о более ранних «неожиданных» предложениях. Перед защитой еще кандидатской я выступала на семинаре в Институте социологии в Москве. Г.В. Осипов сразу же отметил методическую выверенность и полезность моих разработок и сделал мне сразу два предложения. Первое – тут же прочесть цикл лекций для аспирантов Института Социологии, чтобы повысить методическую грамотность будущих специалистов. Все аспиранты были собраны как по тревоге, их было целый зал, и я прочла за ближайшие пару дней часов на 6 лекций.

Второе, благодаря моему докладу, Осипов вдруг обнаруживает, что его детище, уже почти готовая к публикации «Рабочая книга социолога», имеет   существенный пробел – отсутствие раздела о методах выявления качества первичных данных, и попросил меня срочно засесть за его написание. Я, естественно, согласилась. Он вызвал меня командировкой в Москву, поселил меня на месяц в «купеческой» гостинице «Спутник», приставил ко мне «цербером» Владимира  Андреенкова, и я стала готовить материал. В общем «Рабочая книга» вышла с полным «боекомплектом».

Когда я выступала на докторской предзащите, Г.В. Осипов предложил мне работать в его институте экспертом по методическим вопросам, и я не отказалась. Проработала я у него года так три. По моей концепции и разработанной мною методике было проведено исследование «Ситуация в общественных науках» (о настоятельности проведения такого исследования было тогда Постановление Президиума АН и Г.В. Осипов взялся провести требуемое исследование). Общая численность тогда высшего слоя АН СССР (членов-корреспондентов и академиков) была вроде 886 человек. Г.В. Осипов кого-то послал в командировку в Дальневосточное, Уральское и Сибирское отделения Академии наук, кого-то – в научные центры на юг. Я опрашивала в Ленинграде.

Но началось мое исследование с общения с А.А. Фурсенко, он был тогда заместителем Ж.И. Алферова, а я должна была выступить лишь «эмиссаром» – передать 86 анкет в Ленинградский научный центр (столько тогда было академиков и членов-корреспондентов в нашем городе). Встретились, беседуем, все нормально. Выкладываю анкеты и вдруг: «Нет, нет и нет, исследование вам только навредит…». Я удивилась – «Но это же не мое исследование!». Оставила анкеты, считая, что вопрос будет решаться не мною. Но А.А. Фурсенко тут же отбыл в отпуск, а анкеты осели у какого-то клерка.

Звоню Г.В. Осипову в Москву и рассказываю о ситуации. Он спокойно отреагировал на мое сообщение и предложил мне: «А вы, Галя, опрашивайте сами. Есть такой справочник Who is who, там вы все имена найдете».

Это была особая для меня коллизия – общаться с учеными этого уровня по данному поводу в данном формате. Сначала я страшно «заскучала» – как это лезть к ученым с какими-то анкетами и «скучала» долго, недели так две-три. Потом вдруг подумала – а чего ты так страдаешь? да, когда ты еще сможешь провести такого уровня исследование – опрашивать академиков? тебе ведь такое уникальное поле подготовили! В общем, поменяла я установку со страдательной на заинтересованно-познавательную. Нашла я этот справочник, выписала имена и фамилии 86 потенцильных респондентов, адреса институтов и телефоны. Еще несколько раз повздыхала перед первым звонком и начала с Александровых. Их в моей картотеке оказалось трое.

Самое трудное, мне казалось поначалу, передать персонально анкеты и, когда я в Ленинграде довела выборку человек до пятидесяти (дальше выборка окончательно забуксовала), я поняла, что самое трудное – не раздать анкеты, а получить их обратно с ответами. Всего я получила 34 заполненные анкеты. Очень прилично, учитывая загруженность, разъезды,  возраст, болезни и даже две смерти академиков. Всего по стране было собрано 202 заполненные анкеты, от академиков и член-корреспондентов. Ответили тогда на анкету ведущие ученые, социологи,  экономисты, филологи… – анкеты, как правило, были подписаны – интересно было читать ответы Т.И. Заславской, А.Г.Аганбегяна, А.Д Александрова. К сожалению, когда я уже не могла регулярно появляться в Москве и, прощаясь с ИСПИ, я не догадалась попросить отдать мне анкеты. Я храню все собранные мною анкеты с открытыми вопросами по разным исследованиям, плюс у меня есть все их электронные базы данных. Сегодня это учебный, научный и даже исторический материал.

Уже многие годы ты как социолог работаешь с общественной организацией «Матери против наркотиков». Что тебе удалось сделать в этой области?

Когда я оказалась в «Азарии» («Матери против наркотиков» – это только наш девиз), организация имела всего один рабочий стол на 4-м этаже на Измайловском проспекте 14, прямо под нашим институтом (столом в своей рабочей комнате поделилась с нами сочувствующая нам сотрудница из какого-то отдела). Разные организации города выделяли нам помещения, чтобы мы могли проводить наши семинары, вести консультации и встречи. Долго мы бились за получение собственного помещения в разных районных управлениях городского имущества. 

На Измайловский-14 мы привели русского князя Андрея Гагарина, очень пожилого человека из США, который создал в Санкт-Петербурге фонд «Развития человеческого потенциала», и мы получили там первый для меня грант. В 2000-м году Адмиралтейское КУГИ выделило нам (наконец-то!) в аренду на 5 лет помещение для работы «Азарии» – разбитое в хлам цокольное помещение на 177 кв. метров, без пола, с тоннами битого кирпича, без канализации и др. Ремонт помещений государство «доверяет» самим НКО. Хотя говорится в каких-то документах, что ремонт будет включен в счет погашения арендной платы – ничего такого не было, даже не заикайся. В 2005  году «Азарии» с трудом продлили арену только на 1 год – за пять лет ровно три раза мы не проплатили аренду на предстоящий квартал вперед до 11-го числа (страшное прегрешение организации, которая на свою работу ни рубля не получила от государства).

За счет гранта сделали минимальный ремонт и провели исследования. Наш волонтер Е.А. дотошно три месяца записывала звонки в Азарию – набралось 250 звонков, из которых мы сделали электронную базу данных. Звонки были из Питера и других городов: иногда от самих наркозависимых, чаще – от родителей и соседей. Проанализировали и узнали, какой спектр ситуаций в семьях, когда они начинают обращаться к общественным ресурсам. Волонтер Н.В., по моей просьбе, начала собирать биографии от родителей с описанием того, как проблема наркозависимости  детей вошла в их семьи.

Независимый институт социальной политики поддержал в 2001 году нашу заявку, и при участии волонтеров «Азарии» я смогла реализовать большой исследовательский проект на 12 модулей. Я буквально захлебнулась от обилия материала и поняла, что исповеди и ужастики, так любимые журналистами, ни на йоту не помогают российскому обществу продвинуться в понимании проблемы.

В 2003-м и 2004-м годах два моих международных проекта были поддержаны Советом министров Северных стран. Я в качестве руководителя сетевых проектов получила важнейший опыт перемещаться в «международном пространстве»: организовывать международные мероприятия, возить туда и приглашать сюда людей, наши партнеры по проектам Финляндия, Швеция, Литва, Эстония, Санкт-Петербург, Северо-запад России. За счет нового гранта Фонда Гагарина удалось поднять из небытия около 15 российских родительских организаций, познакомить их друг с другом, узнать разнообразный опыт и специфику развития помогающей деятельности на местах. В начале 2005 на базе собранного разнообразного биографического материала опубликовала книгу «Лицом к лицу с наркоманией» с важным подзаголовком «Перемены идут, перемены возможны». 

Для трех лидеров российских родительских организаций <...> было организовано турне по шести городам Германии, чтобы мы ознакомились с историей социальной политики в области наркомании и эффективно действующими в стране структурами и программами. Были еще учебно-ознакомительный семинар, посвященный опыту  разных стран по введению заместительной терапии в Медицинской Школе Аннеберга  в Зальцбурге, конференция по сексуальным и репродуктивным правам наркопотребителей в Амстердаме. Выступала на международных конференциях в Софии и Москве с докладами на тему о специфике российской антинаркотической политики, о статусе наркозависимых больных в стране, о потенциале движения родителей, эффективности работы через родителей. За последний год выступила раз восемь на разных конференциях, круглых столах, пресс-конференциях.

В нашу организацию (я председатель организации уже девятый год) каждый день приходят на свои программы до 120–160 человек. В «Азарии» 10 постоянно действующих видов деятельности – еженедельный семинар для города с выступлениями разнообразных ведущих специалистов в этой сфере, телефонные консультации, первичный прием родителей волонтерами, 15 групп самопомощи, подготовка ежегодного справочника, рассылка ежемесячного бюллетеня и др. А также отдельные поддержанные фондами проекты.

Мне есть что сказать на любом уровне встреч и обсуждений о ситуации с наркоманией и об антинаркотической политике в нашей стране. В последнее время я публично заявляю – наркомания стала выгодна всем: власти, здравоохранению, милиции, СМИ, адептам профилактики и, как оказалось, исследователям (последние защитили уже сотни диссертаций). Невыгодна она только зависимым ребятам и их семьям. 

Уже первые два-четыре года работы и исследований в «АЗАРИИ» дали мне как социологу на порядок больше, чем 20 лет самой дотошной работы в секторе Ядова. А сейчас уже прошло более 10 лет как я в «Азарии». Как я благодарна тому, что плохо училась в университете – ибо стала понимать, почем фунт лиха и убрала свою школьную «звонкость», так же я благодарна и тому, что оказалась на этом проблемном поле. Пришло понимание социальной реальности, осознание реальных проблем и общества, и людей, обнаружилось колоссальное разнообразие источников для социологического анализа, пошла реальная отдача и в прикладной деятельности, и в науке, на общественном поприще. Я одна из немногих социологов имею такую структуру как общественная организация, которая обеспечивает мне иные возможности реализовать множество жанров взаимодействия с обществом, разбираясь с проблемами на макро и микро- уровнях по наркомании (и не только), включать студентов в волонтерскую деятельность.

Количество эмпирических проектов, которые я реализовала одна – более полусотни, в том числе лонгитюдный, базированный на текстовых ответах  проект длиной 12 лет. Я твердо уверена, что лучше делать небольшие проекты, делать их много, в разных областях и разного жанра, чем один «на все времена». Ядовский проект по ЦО – это на круг 13 лет, 13 сотрудников, 13 бюджетных ставок, не болит голова за аренду помещения и коммунальные услуги, за тираж методик и пр., и пр. Это тогда, при всех недостатках  советского строя, можно было мобилизовать еще и мощный партийный ресурс.

Уже два десятилетия ты все более азартно, самозабвенно преподаешь социологию. Когда в 2008 году на социологическом конгрессе в Москве ты рассказывала мне немного об этом, у тебя глаза блестели,… чем сейчас тебя привлекает эта деятельность?

Последние годы я стала считать, что все социальные и личностные проблемы в основном идут от неадекватного образования, хотя «нормативная система» образования имеет значительные ресурсы, чтобы оказывать влияние и вносить общественные перемены (значительно большие, чем семья). Генеральная проблема системы образования, однако, состоит в неадекватных содержании учебного материла и форматах обучения/ коммуникации по поводу знания – это мое убеждение, подкрепляемое массой аргументов. Содержание учебников отчуждено от коллизий современного общества и от проблем реального человека. Никакой опыт маленького ли, взрослого ли учащегося не нужен системе. Форматы обучения не предполагают коммуникации, партнерства, совместного поиска.

Начну «сначала». Поскольку аспирантуру я не оканчивала и никаких систематических учебных лекций по социологии никогда не слушала, то, начиная в 1989 году в Академии культуры (нынче Санкт-Петербургский университет культуры и искусств) готовить социологов, я пошла чисто по академическому варианту. Для меня маяком была твоя, Борис, лекция, прочитанная как-то в ИСЭПе для тамошних аспирантов. Конечно, как всегда первая лекция была на тему «Объект  и предмет социологической науки». И я тоже взялась объяснять студентам, что есть предмет, что есть объект социологической науки. Народ стонал, поскольку в лекции соединились вперемешку классические пассажи по предмету науки, разнообразие позиций реномированных персон, основные направления научных исследований в СССР и вздыбленная реальность 90-х годов. И все это я пыталась донести до понимания начинающих социологов с учетом того, что лектор я тогда была молодой и неискушенный. Так получилось, что тогда в своем преподавании я не опиралась на свой опыт: книги, диссертации, результаты двух десятилетий собственных изощренных эмпирико-методико-методологических исследований. Перед каждой лекцией я тупо нагребала уйму чужих книг и выискивала зерна, перлы и прочие замечательные фрагменты в священных письменах. Случалось, что я забывала листочек с выписками. Начинались паника и судорожные попытки вспомнить, чего же я там понавыписывала… Никто никогда не учил нас доверять самим себе.

... начиная преподавать, все нервничают, испытывают неуверенность...  что потом?

Потом я осознала все это, отбросила стереотипы и придуманные правила и встала на собственные ноги. Теперь  главное, что я пытаюсь добиться и в отношении студентов, – поставить их на собственные ноги, чтобы они начали доверять самим себе. Попробую донести мой подход в серии взаимосвязанных идей-тезисов. Хотя на бумаге ниже они идут в какой-то последовательности, но используются в преподавании в разном сочетании и разном порядке. И пусть это будет так.

Студенты должны начать говорить с первого дня, а не когда придут экзамены или будет специальная подготовка к семинару. С первого дня и по любому социально-нагруженному поводу. Беру, например, переведенный на русский учебник Э. Гидденса, делаю ксерокс оглавления, разрезаю его на главы и раздаю по листочку студентам. Прошу их на базе этих нескольких формулировок, расказать, что такое у Гидденса доставшаяся ему «социология тела и здоровья» или «социология семьи». И сама беру листочек, чтобы самой почувствовать характер этого задания.

Знание должно быть каркасным и с самого начала. Хоть я не преподаю общую социологию и мои лекции идут только со второго курса, я не вижу, что у студента есть целостное восприятие социологии – поэтому привлекается Гидденс. Знание у меня строится кумулятивно и аддитивно, каждый делает свою часть (как в примере с «листочками» из Гидденса), а в сумме получается частично полный Гидденс. Полное оглавление затем раздается для изучения и пополнения картины, что есть социология через ее составляющие. В заключение – листочки-шпаргалки убираются, и каждый пишет по памяти, что Гидденс встроил в свою социологию, необходимо (коряво, гладко, как угодно) пояснить, что содержит каждая из глав Гидденса.

На экзамене по методологии на третьем студент сдает не один, а все 30 вопросов, они те же, что и на госэкзамене. Вопросы солидные, каждый примерно на кандидатскую. К примеру: «Социальная и социологическая информация. Вопросы взаимного перехода». Для каждого вопроса я задаю «каркасную структуру». Так, названный вопрос я раскрываю следующим образом: «Разнообразие и виды социальной информации, создаваемые в обществе. Проблемы доступа к информационным ресурсам – общественным и индивидуальным. Виды социологической информации, способы ее актуализации. Социологическая информация как база данных, как совокупность систематически организованной информации, содержащая единицы наблюдения (объекты) и описывающие их тексты/ признаки. Вопросы взаимного перехода – от социальной к социологической информации и наоборот». Это всего-навсего один вопрос.

На экзамене студент должен перечислить по памяти максимум позиций из 30 и пояснить смысл каждой. За первый заход каждый может сделать только часть, например, 12-16, при этом обнаруживается, что в 3–5 вопросах студент «не въехал» в их суть. Получает перечень вопросов на следующую итерацию, и так за несколько ходов он доберется до самостоятельного освещения всех 30 вопросов. Результат нормальный, все живы, все осилили высшую методологию и даже перевели их в свою голову. Конечно, мелкие истерики бывают: мол, чересчур долго, есть хочется. Но я же, говорю, предупреждала – приходите с бутербродами. Только что на лекции в сентябре пятикурсники с удовольствием вспомнили эффект от той сдачи тридцати вопросов «оптом» на третьем курсе. 

Еще главный метод обучения – «выставка» (на экзамене тоже все чаще его использую). Раскладываю разный материал, штук так 10–15. Это может быть отдельная анкета, массив заполненных анкет, таблица из биометрических методов Ю. Урбаха, книга «Голоса молчащих» (о насилии в семье), устойчивость данных по М. Рокичу, каталог поддержанных грантов, рейтинг университетов, чей-то диплом… Объясняю на примере 2–3 кейсов, как бы следовало отдельный материал анализировать и как про него говорить, как выстроить оптимальную презентацию. Нужно каждому за занятие/экзамен/зачет сделать анализ 3–5 примеров, найти их принципиальные детали. И рассказать это другим – поделиться с другими и этим материалом, и своими открытиями. Все начинают достаточно быстро разбираться в самом разном материале, научаются выстраивать презентацию продуктов разного жанра, самостоятельно и аргументировано говорить.

Существует проблема: студентам сложно найти темы для курсовых и дипломных работ. За пять лет учебы студент «по нормативу» должен сделать 4 проектные разработки. Но если преподаватель не борется с рефератами в качестве курсовых проектов, не отслеживает содранные тексты, то и четырех собственных работ не набирается. Преподавание методов не предполагает, что накопление тематического разнообразия реальности – это отдельная коллизия и этим надо специально заниматься со студентами. Для этого используются разные приемы, в частности выполнение заданий в виде «кейсов» и «разговоров». Главное не выучить учебник В.А. Ядова по методам, а выработать ощущение эмпирического разнообразия реальности – так что темы начинаешь видеть тут и там, ощущать их привлекательность, желание ввязаться в ту или иную познавательную коллизию.

Мне кажется, что твой преподавательский стиль просматривается...

...сейчас только добавлю одну деталь. Вообще-то свою первую встречу со студентами я начинаю не с Гидденса, а с принципиально иной, архи-важной коллизии. Я учу их видеть вокруг себя и отслеживать самого себя в разных социальных контекстах. Первое обращение к группе: коротко скажите «кто вы» и так, чтобы я могла выделить «вашего лица необщее выражение» и запомнить. Только не говорите, что вы студент, 2-го курса, что вам 18 лет и пр., это все мы знаем почти точно. Хоть какую-нибудь «фишку» о себе. Паника – впервые смотрят на себя, что же я есть такое, большинство с огромным трудом находит что-то сказать о себе. Объясняю – вот видите, вы в учебном процессе никому не были нужны, поэтому вы уже себя забыли, вы нужны в учебном процессе лишь только как школяры – записали, выучили, ответили, получили оценку. Потом на каждое наше занятие они приносят по «три кейса» - три социально-нагруженных эпизода, которые за неделю так или иначе задели их. Прошу их писать кратко и по существу только фактуру этого социального фрагмента, в чем их открытие, каково их заключение. И еще одно задание: нужно принести один «разговор» – через какого-то другого человека открыть другой мир. Это не интервью, в котором  спрашивающий ведет свою линию, здесь живой интерес, желание сделать так, чтобы собеседник приоткрыл двери в созданные или открытые им миры...

Галя, спасибо тебе огромное. Надеюсь, еще поговорим и о прошлом, и о твоих новых достижениях. 

Борис, что меня не удовлетворяет в нашей беседе? Мне не удалось сказать, к чему я пришла. О гуманистических миссиях образования, о том, что другое образование/обучение возможно, что есть для этого адекватные и эффективные инструменты, как появляются увлеченные студенты… Что образование это освоение/открытие для себя социальных и культурных пространств, усиление доверия к самим себе (и студентов и преподавателей тоже), изменение характера и способов коммуникации в образовательном процессе… Что обучение/образование дает ощущение, что дорог впереди много, что дороги хватит на всех…

Если не будет меняться образование по существу, мало что изменится, а общество и человек будут продолжать нести колоссальные потери…

Тем более, есть повод продолжить нашу беседу.