Цикл «Драматическая социология и наблюдающее участие» на Когита.ру был начат перепечаткой фрагмента из электронной переписки В.А. Ядова и Д.Н. Шалина (2010-2014), относящегося к «драматической социологии» А.Н. Алексеева, с комментарием последнего в виде извлечений из двух статей А. Алексеева в составе так называемой «Дискуссии через океан» (2011-2013). Эта первая публикация на Когита.ру называлась: Драматическая социология глазами Д. Шалина, В. Ядова и А. Алексеева

Вторая публикация называлась:  Драматическая социология глазами В. Ядова и А. Алексеева.  В нее вошла статья А. Алексеева «Наблюдающее участие и его синонимы» (2006), ранее публиковавшаяся в интернете, а также в журнале социологических и маркетинговых исследований «Телескоп» (2012).

Третья публикация  -  А. Алексеев. Что сказать мне удалось – не удалось – включала одноименный текст, написанный в 2001 г. и впервые опубликованный в: Алексеев А.Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Том 2. СПб.: Норма, 2003.

Четвертая публикация - Натурные эксперименты и пристрастное знание включает в себя переписку Д. Шалина, А. Алексеева и Б. Докторова на темы, релевантные содержанию данного цикла.

Пятая и шестая публикации в рамках цикла «Драматическая социология и наблюдающее участия»  - А. Алексеев. Познание действием (Так что же такое “драматическая социология”?) (начало; окончание) - воспроизводят статью автора этих строк, впервые опубликованную в журнале «Телескоп» (2006), а позднее в журнале «7 искусств» (2013).

Седьмая публикация - Так что же такое «драматическая социология»? Продолжение темы  - возвращает к материалам, опубликованным нами на Когита.ру два года назад, но с тех пор наверняка уже забытым даже заинтересованными в этой теме читателями.

Среди них:

- Познание действием. От автора - сегодня, 30 лет спустя

- А. Алексеев, А. Кетегат. Про «Серегу-штрейкбрехера» и не только о нем (начало; окончание).

Восьмая, девятая и десятая  публикации, включают извлечения из авторского цикла «Письма Любимым женщинам» (1980-1982), представленного в главах 2 и 3 книги: А.Н. Алексеев. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Тт. 1-4. СПб.: Норма, 2003-2005. См. эту композицию также в журнале «7 искусств».

В одиннадцатой и двенадцатой публикациях, под общим названием:  А. Алексеев. Выход из мертвой зоны, -  был предъявлен одноименный авторский цикл, вошедший в главу 5 книги «Драматическая социология и социологическая ауторефлексия». Они посвящены событиям «эксперимента социолога-рабочего», имевшим место в первой половине 1982 г., т. е. являются прямым продолжением «Писем Любимым женщинам» (см. выше).

Тринадцатая и четырнадцатая публикации  – под общим названием  «Эксперимент, который исследователем не планировался», - посвящены «делу» социолога рабочего (исключение из партии и т. п.; 1984).

Пятнадцатая публикация - «Как меня исключали из Союза журналистов» -  продолжает тему двух предыдущих.

Шестнадцатая, семнадцатая и восемнадцатая  публикации посвящены событиям жизни автора (и не только его!) 32-летней давности, однако вовсе не лишены актуальности, как можно убедиться. Поскольку они (эти события) относятся к 1984-му году, общим названием этих трех публикаций является: «Жизнь в «Год Оруэлла»».

Девятнадцатая и двадцатая публикации, под общим названием «Инакомыслящий» или «инакодействующий»?»,  продолжают тему «необходимой обороны» социолога-испытателя – в плане борьбы за собственную общественную реабилитацию (восстановление в КПСС и т. п.), или, можно сказать - применительно к тому времени - в плане защиты собственного достоинства, ущемленного государственными и партийными органами.

Двадцать первая и двадцать вторая  публикации имеют общим названием: «Научно-практический эксперимент социолога-рабочего и его общественно-политические уроки». Они посвящены обстоятельствам жизни социолога-испытателя в контексте событий начинающейся общественной Перестройки.

Двадцать третья публикация («Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Положения, выдвигаемые «на защиту»») составлена из теретико-методологических (и отчасти – мировоззренческих) положений автора, которые, буде он сочинял докторскую диссертацию, он выдвинул бы «на защиту».

Двадцать четвертая публикация посвящена соотношению «драматической социологии», «социологической ауторефлексии» и «автоэтнографии». Она также включает в себя текст статьи социолога Дмитрия Рогозина «Автоэтнография: как наблюдения за собой помогают в социологических исследованиях?», впервые опубликованной на сайте postnauka.ru (май 2016).

См. также более раннюю публикацию на Когита ру: Алексеев vs Рогозин. Об автоэтнографии и «драматической социологии»

Двадцать пятая публикация предъявляет работу коллеги автора этих строк, доктора социологических наук, заведующей кафедрой факультета социологии Самарского государственного университета Анны Готлиб, опубликованную 12 лет назад (Социология: 4М. 2004. № 18) и специально посвященную истории, теории и методологии «автоэтнографии».

Двадцать шестая и двадцать седьмая – публикации настоящего цикла, под названием: «А. Алексеев. Драматическая социология. Академический формат», -  включает ранний опыт научного описания «эксперимента социолога-рабочего, предпринятый еще во время «полевого этапа» этого эксперимента (1983), предназначавшийся для опубликования в одном из научных сборников того времени. Первоиздание  – в сокращенном виде состоялось лишь значительно позже – в 1989 году (Алексеев А.Н. Человек в системе реальных производственных отношений (опыт экспериментальной социологии) / Новое политическое мышление и процесс демократизации.  М.: Наука, 1989). Полный текст статьи (оригинал 1983 г.) вошел в состав тома 3 книги: Алексеев А.Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. СПб.: Норма, 2003-2005.

Двадцать восьмая, двадцать девятая, тридцатая и тридцать первая публикации образуют субцикл, под название «Страсти человеческие и производственные». Он посвящен будням производственной жизни, рассматриваемой изнутри, «глазами рабочего», освещающий события 1984-1985 гг., когда прошло уже свыше пяти лет с момента начала «эксперимента социолога-рабочего». 

Этот субцикл опубликован также на страницах журнала «Семь искусств»; Из записок социолога- рабочего (Начало; окончание)

Очередные  - тридцать вторая (нынешняя), тридцать третья и тридцать четвертая публикации также образуют субцикл. Его название: «Драматическая социология. Ветер перемен? (1986-1987)», Он посвящен обстоятельствам эксперимента социолога-рабочего в преддверии и на раннем этапе Перестройки

А. Алексеев. 8 ноября 2016

**

Подчеркнем, что описываемые здесь события имели место 30 лет назад. А. Алексеев.

ДРАМАТИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ. ВЕТЕР ПЕРЕМЕН? (1986-1987)

 Из книги: Алексеев А.Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Том 3. СПб.; Норма, 2005

(Здесь сохранена нумерация глав и разделов вышеуказанной книги. А. А.)

<…>

14.4. Ситуация ожидания перемен

Из записки для ЦК КПСС «Научно-практический эксперимент социолога-рабочего и его общественно-политические уроки» (январь-апрель 1986)

<…> Есть и позитивные изменения [на производстве. — А. А.]. Они касаются пока не столько самой организации труда, стиля управления и т. п., сколько формирующейся исподволь, в самой гуще трудового коллектива неудовлетворенности таким положением. И в этом, пожалуй, главное завоевание истекшего [1985-го. — А. А.] года.

Есть признаки оздоровления атмосферы, когда административная нераспорядительность, безответственность, организационные и технические просчеты начинают восприниматься как нетерпимые, об этом все чаще заходит речь на партийных собраниях, зазвучал голос рабочей критики. Хозяйственным руководителям становится уже нелегко списывать все беды за счет отдельных прогульщиков. Ибо нарушения, идущие «сверху», обходятся куда дороже, хоть этого администрация и не любит признавать.

(Характерный пример: просмотрев подряд, скажем, годовую подшивку заводской газеты «Трибуна машиностроителя», можно убедиться, что факты, аналогичные отмечавшимся мною в производственных дневниках и научных отчетах 1980-1981 гг., вдруг как-то сразу выплеснулись на ее страницы <…>).

Возникла ситуация, которую можно определить <…> как действительное ожидание перемен в повседневной хозяйственной и общественной жизни. Только еще далеко не всем понятно, что перемен не надо «ждать», их надо — самим осуществлять. <…>

А. Алексеев, январь-апрель 1986

14.5. 1986-й, не бедный событиями…

А. Алексеев — Б. Тукумцеву (декабрь 1986)¹⁹

[Вопреки обыкновению, настоящий текст приводится раньше тех, что предшествуют ему хронологически, поскольку содержит обзор событий и обстоятельств 1986 года, подробно описанных в последующих разделах. — А. А.]

Здравствуй, Будимир!

Благодарю Тебя за новогодний привет. Взаимно! Ты пишешь, что знаешь обо мне «урывками»… Прими мой краткий жизненный отчет.

Уходящий год был не беден событиями и личного плана, не говоря уж об общественных.

К открытию XXVII съезда партии я отправил в Москву не только апелляцию, но и письмо М. С. Горбачеву. Кроме того, мною была подготовлена аналитическая записка для ЦК КПСС, под названием «Научно-практический эксперимент социолога-рабочего и его общественно-политические уроки».

В письме Горбачеву я выразил готовность представить эту записку в ЦК, «по первому требованию». Однако требования не последовало и пришлось-таки отдать ее в Ленинградский обком.

Моя апелляция к Съезду рассматривалась еще летом — и в обкоме, и в Комитете партийного контроля. Отклонена. (Аппарат перестраиваться не спешит).

Также летом мною был выставлен гражданский иск к секретариату Советской социологической ассоциации — о защите чести и достоинства (подробности опускаю). В ноябре в Москве дело рассматривалось судом и выиграно мною (правда, иск касался частного вопроса).²⁰

На заводе я стал победителем социалистического соревнования (в 3-м квартале — третье из десяти призовых мест).

В заводской газете «Ленполиграфмаша», кажется, нет более часто и остро печатающегося рабкора. (Особенный резонанс получила публикация «Двухсменка — для дела или для рапорта»; прилагаю экземпляр газеты).

Мой заработок на заводе в этом году превысил ставку старшего научного сотрудника со степенью и 10-летним стажем.

Из ИСЭПа недавно с позором (парт. взыскание) удален Н. Лобанов и земля горит под ногами И. Сигова. Уволенный было за критику, Л. Ке-сельман восстановлен с 2-месячной оплатой за вынужденный прогул. И т. д. (события почти мои личные).

Журнал «ЭКО», по своей инициативе, подготовил мои производственные дневники 1980-1981 гг. к публикации. Я приостановил эту публикацию по ряду соображений.

Р. Рывкина обратилась с письмом к первому секретарю Ленинградского обкома Ю. Ф. Соловьеву в защиту социолога-рабочего (это — еще весной).

Были и другие гражданственно-дружественные акции, со стороны ленинградских и иногородних социологов. Я этим акциям больше не пре-пятствую.²⁴

О недавней смене руководства Советской социологической ассоциации Ты, конечно, знаешь.

На пленуме правления ССА, в конце ноября, А. Назимова обнародовала мою историю. Сейчас Центральная ревизионная комиссия ассоциации расследует обстоятельства моего исключения из ССА в январе 1986 г.

Вот некоторые из лично-общественных событий минувшего года, к которым можно добавить и семейные: родился второй внук (в августе) ; Неля [Н. А. Крюкова. — А. А.] защитила докторскую диссертацию (в мае).

Всего доброго Тебе — в Новом году. Жму руку!

Андрей Алексеев, 19.12.86

[А теперь обо всем перечисленном — подробно и по порядку. — А. А.]

14.6. «Дело» социолога-рабочего: новые повороты

14.6.1. Надо ли беречь «неудобных»?

Из записки для ЦК КПСС «Научно-практический эксперимент социолога-рабочего и его общественно-политические уроки» (январь-апрель 1986)

<…> В последнее время в центральной печати все чаще можно встретить выступления в защиту или в поддержку так называемых «неудобных» людей. В самую общую схему «укрощения строптивого», пожалуй, можно отнести и мою историю. Но есть в ней и особенности, для которых в прессе не нахожу прямых аналогий.

Все было бы куда проще, если бы можно было непосредственно соотнести какое-либо из моих критических выступлений с последующими преследованиями. Если бы преследование осуществлялось тем самым «задетым» лицом, а не кем-то другим, по его настоянию, совету или даже намеку. Если бы гонение выражалось в выживании с работы или даже в судебной расправе (что, как известно, пришлось пережить некоторым принципиальным и неуступчивым людям).

И предметы моей критики не те, что у большинства «неудобных». Никаких хозяйственных злоупотреблений, хищений или лихоимства я не разоблачал. Мною ставились вопросы и проблемы иного плана, думаю, заслуживающие не меньшего внимания и беспокойства.

Главная особенность моего случая в том, что профессиональная общественная активность, направленная на приближение перемен (иногда не без издержек «нетерпения» и ошибок с моей стороны), получила в качестве основной формы пресечения — политические обвинения. Наверное, это самое действенное средство против человека моей профессии.

В какой-то момент стало ясно, что силою обстоятельств (в которых и моя роль, пожалуй, не последняя) рамки эксперимента социолога-рабочего расширились. «Экспериментальный» характер приобрела сама ситуация противодействия попыткам откровенного, реалистического анализа и острой, критической постановки общественных вопросов.

<…> Недавно центральная газета опубликовала размышления публициста под названием «Берегите «неудобных»!» — на месте передовой.Призыв газеты как будто однозначен… Но надо ли так уж беречь тех, кто сам себя не бережет? Ведь «неудобный» все время сам подставляет себя под удары… Ибо если бы противодействие не было бы равно действию, то незачем было бы и действовать…

Если начать «неудобных» особенно беречь, то они, пожалуй, утратят свою общественную функцию. В чем же эта функция?

В период относительной общественной самоуспокоенности, приводящей, как известно, к неблагоприятным для общества последствиям, функция «неудобных» состоит в сохранении своего рода преемственности активной жизненной позиции там, где эта позиция постепенно девальвируется. В период же отчетливого общественного осознания необходимости перемен и их реализации — потенциал не потерявших общественного темперамента «неудобных» оказывается реальной двигательной силой этих перемен.

Если справедливо мое самоотождествление с этой общественной категорией, то мне достались обе эти функции.

<…> Следует ли беречь «неудобных» и «строптивых»? Думаю, что «холить», «лелеять», «жалеть» не надо. Надо давать им возможность, шанс, если угодно, создавать условия — для максимальной самоотдачи.

Замечу в этой связи, что мое личное положение, несмотря на все описанные «злоключения», в бытовом отношении вовсе не бедственное. За шесть лет я стал квалифицированным, позволю себе сказать — кадровым рабочим. Более опытного специалиста по внедренному мною типу оборудования на заводе нет. Нравственно-психологический климат, взаимоотношения с товарищами по работе — отличные.

Вовсе не умерилась и моя общественная активность. Правда, администрация порой и недовольна предложениями рабочего по усовершенствованию производства, но постепенно они все же внедряются (если не сегодняшние предложения, то вчерашние). Либо я сам их внедряю (когда это в моих силах).

В прошлом году, раздраженный моей критикой, начальник цеха объявил было мне выговор «за нарушение правил эксплуатации станка». Но инцидент оказался исчерпанным отменой этого выговора приказом ди-ректора. В общем, никому не приходит в голову меня «беречь». Но мне это и не надо.

Проблема в другом. Как максимально использовать «внутренние резервы», творческий потенциал? Не ошибусь, если скажу, что в стране немного социологов, которые бы знали сегодняшнюю производственную жизнь, со стороны рабочего, лучше меня. Это знание, добытое не в кабинете, — мое достояние, которое стоит пустить в дело. Спрашивается: как лучше использовать опыт, знания, накопленный научно-практический «багаж»?

Однако эти вопросы, думаю, относятся не только ко мне. Есть все основания задуматься над тем социальным процессом, который представляет собой деятельность так называемых «неудобных» людей…

В. И. Ленину принадлежит известное замечание о том, что надо «ценить самостоятельных людей», а не видеть в них «интригу» или «противовес» (ПСС, т. 54, с. 73). Но ценить — это не просто «беречь», это прежде всего эффективно использовать общественно ценный потенциал личности.

<…> Вряд ли здесь достаточны пока еще доминирующие у нас «ведомственные» формы организации, «служебные» рамки трудовой деятельности, «иерархические» структуры управления. Куда более широкие перспективы открывают разнообразные, ныне все более оживляющиеся формы общественной самоорганизации, самодеятельных объединений, индивидуального и коллективного социального экспериментирования.

Вряд ли обычные материальные и моральные стимулы здесь сработают. Действенными стимулами скорее окажутся широкие возможности для творчества, гласность, справедливость.

Такова одна из важных граней кардинальной общественно-политической проблемы интенсификации человеческого фактора общественного развития.

*    *    *

<…> Уроки правды и дела, прозвучавшие на Съезде [XXVII съезд КПСС. — А. А.], нуждаются в постоянном подкреплении, воспроизведении, распространении, отстаивании.

Это — работа не на месяцы, а на годы. Однако первые послесъездов-ские месяцы, наверное, самые ответственные в этой работе, ибо от них зависит переход от массового «ожидания» — к массовой уверенности, а от нее — к массовой общественной активности.

Перемен не надо ждать, их надо делать!

Таким видится главный общественно-политический урок из опыта моего эксперимента, который нельзя свести только к производственной сфере. Вопреки обывательскому здравому смыслу, я вовсе не считаю этот опыт отрицательным.

А. Алексеев, январь-апрель 1986

14.6.2. «Намек» сверху или инициатива «снизу»? Из «Записей для памяти» (март 1986)

<…> Я находился в отпуске с 3 февраля по 3 марта 1986.

Первые две недели провел в Ленинграде, дома. 15 февраля (суббота) после коммунистического субботника ко мне домой неожиданно явился и. о. мастера Н. Реутов, просил выйти на работу, мол, очень нужно для программы. На мое замечание, что есть кому работать на ПКР (бригадир может налаживать, ученик — штамповать), Н. Р. вздохнул, что у них «не получается».

Я сказал, что выйти на работу никак не могу: у меня уже билет в Москву куплен, а ехать в Москву мне надо обязательно. [Цель поездки — консультации с московскими друзьями по своему «делу» и отправка непосредственно из Москвы апелляции XXVII съезду КПСС. — А. А.].

Когда я уже находился в Москве, 21 февраля (пятница) поздно вечером ко мне домой звонил начальник цеха А. Косачев. Разговаривал с Не-лей. Спрашивал, как разыскать меня в Москве (в какой гостинице остановился), чтобы вызвать меня из отпуска ввиду крайней производственной необходимости.

Неля не знала, как со мной связаться, обещала при случае мне передать.

По возвращении из отпуска я поинтересовался у нач. цеха, как ему стал известен мой домашний тел. (которого я, кажется, даже бригадиру не сообщал). Оказывается, выясняли через «09»…

Ремарка: не оставляют вниманием…

Жаль, не догадался тогда попробовать сам выяснить собственный домашний телефон через «09». Вряд ли это удалось бы, поскольку телефон установили меньше года назад.

Хоть вызовы рабочих из отпуска случались и прежде (даже со мной; см. выше: раздел 14.2), думаю, что не настолько уж крайней была производственная необходимость, чтобы искать отпускника в другом городе.

Скорее всего, было нежелательны (для Управления КГБ? для обкома партии?) мои контакты в Москве накануне и в период XXVII съезда КПСС. (Март 2001).

…Отработав, после выхода из отпуска, первую неделю марта и чуть подогнав первоочередные «хвосты» на ПКР, я слегка поранил руку, однако из-за местного заражения пришлось уйти на бюллетень. В понедельник, 17 марта, около 17 час. меня разыскал дома по телефону нач. цеха, с двумя «накопившимися ко мне вопросами».

Первый — надо переписать объяснительную по травме (имеющаяся — не удовлетворяет требованиям отдела техники безопасности).

Второй вопрос — поступило указание в течение 2-х дней составить и утвердить мою партийную характеристику, в моем присутствии. Характеристика — за период после исключения из партии.

Как амбулаторный больной, я выразил готовность явиться в любое время (выпишут меня на работу, по моим предположениям, в четверг). Договорились на завтра, на 10 час.

18 марта, во вторник, я явился к ст. мастеру Г. Соколову и переписал задним числом объяснительную по травме, по его указаниям.

Затем разыскал секретаря партбюро цеха В. Курсова (как было договорено с нач. цеха по телефону). Тот предложил мне явиться на партсобрание завтра, 19 марта, в 12-25 (т. е. в обеденный перерыв).

В. Курсов в разговоре обратил внимание на быструю реакцию вышестоящих инстанций на мое обращение к Съезду (это произвело также большое впечатление на бригадиров А. Сыцевича и И. Виноградова, с которыми на эту тему успел перемолвиться).

Курсов сказал, что характеристика уже почти написана, добавив, что написана «как оно есть» (т. е. положительная), хоть я о содержании характеристики и не спрашивал. Наверное, я буду восстановлен в партии (сказал В. К. как бы от себя, но вряд ли сам придумал).

Секретарь партбюро словно еще что-то хотел сказать, не прекращал разговора, хоть вся необходимая информация и была им сообщена. Я поинтересовался, откуда поступил запрос на характеристику? — «Из обкома».

Сыцевич (в это время он работал на моем ПКР) уже оказался осведомлен об этих событиях. «Быстро развернулись!» — заметил бригадир, полагавший, что раньше 2 месяцев никакой реакции не будет.

Игорь Виноградов, увидев меня, поманил, чтобы сообщить, что к нему на участок недавно приходил директор завода А. Долбежкин и расспрашивал специально обо мне. Мол, как я работаю?

И. В. сказал — отлично, т. е. «зае-сь» (полагаю, наше обиходное выражение в их беседе все же не прозвучало). Мало кто так работает! Можно кого угодно спросить… Да вот, хоть моего бригадира Сыцевича.

К последнему директор подходить не стал. Еще директор будто бы спросил: так, выходит, А. все правильно писал? (Это он — про «Письма Любимым женщинам»!). И. В. ответил, что моих записей не читал, наверное, мол, правильно.

Еще будто бы директор заметил в беседе с Виноградовым, что того «кагебешника», который… и т. п., мол, его «прихватили» (?!). Сообщив это мне, Игорь как бы «прикусил язык» (а может ждал моей реакции, на что я сказал, что ничего об этом не знаю, слышу впервые).

Наконец, И. В. проявил осведомленность о завтрашнем утверждении моей характеристики, заметив, что и предыдущая была «ничего» (в чем я не стал И. В. переубеждать, помня, что он за эту предыдущую голосовал).³⁰

Мы обменялись с Виноградовым впечатлениями о последнем выступлении в «Ленинградском рабочем» (14.03.86) В. Четкарева: «Они у меня ничего не получат!», где и сам И. В., и мой бригадир А. С., и другие с нашего участка выступают в качестве «героев» (я же сам — «герой за кадром», поскольку речь там идет, в частности, о моей «бешеной халтуре,

красивой детали»).

И. В. и я сошлись в том, что этот журналист «не в себе», т. е. «с приветом». Но это отдельная тема.

Что касается предстоящего утверждения (обсуждения?) моей характеристики и всей сопутствующей этому информации, то создается впечатление, что сам по себе факт ее оперативного заказа, предпринятого обкомом, возможно, и без намека, внизу воспринят как намек! То есть усмотрено «намека» больше, чем на самом деле «намекнули». <…>

(Записано 18.03.86)

*    *    *

Из «Записей для памяти» (март 1986)

<…> Собрание происходило в обеденный перерыв. В нем участвовало 21-22 чел. членов и кандидатов в члены КПСС (свыше половины всей цеховой партийной организации).

Всех присутствовавших я, пожалуй, не запомнил, но обратил внимание, что присутствовали Лобов, Никитин, Баталов, из числа выступавших на партийном собрании два года назад (16.04.84).

Отсутствовали (из этой категории) Новиков, Калинин, Б. Г. Максимов. Были ли первые двое в тот день на работе — не знаю, а Максимова я встретил у заводской столовой по дороге в цех.

На собрании присутствовали также нач. цеха Косачев, ст. мастер Соколов (кажется, кандидат в члены КПСС), к концу подошел председатель цехкома Кутуев. Были бригадиры Сыцевич и Виноградов.

Вспоминаю, что присутствовали также Фетисов, Городчиков, Тимофеев, И. Смирнов, Минин, Трусов, Король, кладовщица Валя (разве она вступила в партию?). Здесь перечислены не все, а только кого запомнил.

Председательствовал секретарь партбюро В. Курсов. Обязанности секретаря выполняла член партбюро Н. Толстова.

Курсов извинился, что приходится часто «беспокоить» коммунистов (предыдущее собрание было, кажется, на прошлой неделе). Так «сложились обстоятельства»! Повестка дня — «одна», утверждение характеристики А.

Проект характеристики был зачитан самим Курсовым, в преамбуле указаны: год рожд., национальность, образование, социальное положение <…>, «кандидат философских наук», «исключен из партии в 1984 г.»

(Курсов, человек вроде бы грамотный, застопорился на слове «философских» и произнес что-то вроде «философических». От истины недалеко…).

В характеристике отмечается, что А. работает на заводе с января 1980 г. После исключения из партии (в 1984 г.) продолжает работать слесарем, в комплексной бригаде. От обслуживаемого им координатно-ре-вольверного пресса «во многом зависит цеховая программа». Работает хорошо, выполняет сменные задания на 105 проц., качество — высокое. Является ударником коммунистического труда, звание подтверждено в 1985 г. (об этом обстоятельстве я узнал впервые). Участвует в общественной жизни цеха. Член ДНД. Активно выступает с предложениями по совершенствованию технической подготовки производства, и т. п. Правительственных наград не имеет.

Мой пересказ содержания характеристики является приблизительным, но, кажется, я не упустил ничего существенного.

Председательствующий к обсуждению не приглашал, а предложил сразу голосовать. (Толстова как-то робко подала голос: «Может, кто желает выступить?»; но Курсов эту ее реплику проигнорировал).

Все же было запрошено мое мнение. Тут я заметил, что формулировка «правительственных наград не имеет» не точна, если уж об этом говорить. Курсов сказал, мол, обязательно внесем исправление, «в рабочем порядке».

Проголосовали единогласно. Все собрание заняло порядка 5 мин.

После собрания В. Курсов (тут подошел и Виноградов) записал в характеристику упоминание о правительственной награде: медаль «За освоение целинных земель». Уточнил мой почтовый индекс и номер домашнего телефона (видимо, тоже надо указать).

Секретарь партбюро цеха как будто не хотел расставаться (как и в беседе накануне) и зачем-то объяснял мне, что 105 процентов выполнения задания поставлены условно (бывает ведь и меньше, и больше…). Вот теперь он отнесет характеристику в партком, там «перепечатают»…

Я поинтересовался, за чьей подписью будет характеристика. За его — секретаря цехового партбюро, сказал он.³⁴

Я покинул цех, не заходя на свой участок, чтобы избежать дополнительного обсуждения всех этих необыкновенных событий.

(Записано 19.03.86)

Ремарка: написали — «как оно есть»…

Как интерпретировать такую перемену тональности в «деле» социолога-рабочего? В какой мере позитивная характеристика давалась по «намеку» сверху, а в какой — по собственной «инициативе» цехового партбюро?

А еще — в какой мере сам социолог-испытатель стимулировал эту метаморфозу своей самообороной и даже контрнаступлением («на производственном фронте», где он систематически «набирал очки»; см. выше)?

Очевидно одно: в тот момент (только что прошел «перестроечный» партийный съезд!) низовые партийные функционеры не получили указания сверху — «топить» строптивого.

(Указания же сверху не поступило, вероятно, потому что и «наверху» не знали, как все дальше повернется: неуверенность!).

Так или иначе, в тот момент (март 1986) написали в партийной характеристике «все как оно есть» (по выражению цехового парторга, фрезеровщика В. Курсова). (Март 2001).

14.6.3. Между Москвой и Ленинградом Информация для партийного комитета «Ленполиграфмаша» (май 1986)

Секретарю парткома ЛЗПМ тов. Михайлову

от А. Алексеева, слесаря м/с работ, члена КПСС с 1961 по май 1984 г.

Информация

 <…> Как партийному комитету известно, я апеллировал к Съезду КПСС относительно исключения меня из партии, которое считаю несправедливым, построенным в основном на ошибочных обвинениях. В марте с. г. на парткоме была утверждена моя новая партийная характеристика. В этой связи хочу еще раз отметить, что я высоко ценю внимание к моей судьбе, проявленное коммунистами завода.

6-7 мая я выезжал в г. Москву, по вызову Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. На заседании Комитета партийного контроля членом КПК при ЦК КПСС тов. П. Г. Макеевой было высказано мнение о целесообразности рассмотрения моей апелляции к съезду — в Ленинграде, поскольку туда уже направлено мое первое письмо на имя Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева от 2.03.86.

КПК при ЦК КПСС решил: поручить рассмотрение моей апелляции Ленинградскому ОК КПСС, куда возвратить мое дело. Как мне было разъяснено на заседании КПК тов. М. Г. Воропаевым, в случае позитивного решения моего вопроса Ленинградским ОК КПСС, это решение будет окончательным. В случае отрицательного решения — Комитет партийного контроля может вернуться к рассмотрению моей апелляции Съезду.

В заключение, считаю необходимым отметить, что мое письмо на имя Генерального секретаря ЦК КПСС <…> от 2.03.86, вовсе не будучи посвящено моему персональному делу, как таковому, проливает новый свет на обстоятельства этого дела. Если возникнет интерес, я готов ознакомить партийный комитет с содержанием этого письма.

А. Алексеев, 11.05.86

14.7. Поток и разноцветье жизни. 1986

14.7.1. Эти неизнашиваемые съемники…

Из «предложений по совершенствованию производства» (март 1986)

В бюро технической подготовки цеха № 3 «Ленполиграфмаша» Копия: начальнику инструментального цеха

Предложение по экономии ресурсов

 В 1985 г. цехом № 3 выдан инструментальному цеху большой заказ на изготовление дублей оснастки для станка ПКР КО-120. Заказ предпринят без совета с бригадой 003, обслуживающей этот станок, и без учета фактической потребности в конкретных видах оснастки.

В частности, в соответствии с этим заказом, инструментальный цех изготавливает для цеха № 3 пакеты-дубли пробивного инструмента вместе со съемниками; между тем как съемники не изнашиваются даже при многолетнем использовании, и изготовление их дублей является излишним.

Далее, заказ дублей сделан практически на все обозначения оснастки, используемой в крупных гнездах револьверной головки КО-120, причем одинаковое количество штук каждого обозначения (по 4 шт.). При этом не учтены фактическая частота использования соответствующих единиц оснастки и степень износа. В инструментальной кладовой 1-го участка цеха № 3 в итоге сложился дефицит одних видов оснастки для КО-120 и избыток других.

Фактически этот заказ оснастки для ПКР КО-120 направлен на создание ненужных, сверхнормативных ее запасов в кладовой.

Предлагаю:

1) Немедленно приостановить изготовление в инструментальном цехе съемников к пакетам-дублям пробивного инструмента для КО-120. (К новым обозначениям оснастки, заказываемым впервые, это предложение, разумеется, не относится).

2) Произвести рациональную корректировку заказа цеха № 3 на дубли пакетов пробивного инструмента для КО-120, с учетом фактической потребности в них. (Этот заказ может быть существенно сокращен).

Прошу рассчитать экономию средств от реализации этого предложения и учесть в «накопительных счетах», соответственно, моем личном (раб. № 01725) и бригады 003 цеха № 3.

Слесарь механосборочных работ цеха № 3 А. Алексеев

26.03.86

[Это скромное предложение дало высокий экономический эффект и вывело автора в безусловные победители социалистического соревнования по заводу за 1986 г. (!). Вокруг этого события было много «страстей». Они описываются ниже, в главе15 — А. А.]

14.7.2. Партийные, профсоюзные, журналистские страсти…

А. Алексеев — Н. Максимовой (июль 1986)

<…> Бюро обкома партии 22 июля [где обсуждалась апелляция автора к XXVII съезду КПСС, пересланная в Ленинград из КПК при ЦК КПСС; см. выше. — А. А.] проходило как-то вяло. Никакой в отношении меня агрессии, и чтобы я тоже «не возникал»… Доклад неизвестного мне инструктора обкома свелся к истории отклонения прежних апелляций плюс кратчайший отзыв о моей записке для ЦК КПСС, которая-де «не вносит ничего нового и полезного в теорию и практику социологических исследований» (гм!).

Ю. Ф. Соловьев [первый секретарь Ленинградского обкома КПСС. — А. А.] спросил меня, все ли правильно в этом докладе. Я ограничился замечанием, что мой вопрос готовился раньше людьми, лично задетыми моей критикой. Секретарь обкома назвал это «привходящим обстоятельством»…

Без чьих бы то ни было выступлений было достигнуто согласие членов бюро, что «оснований для пересмотра прежнего решения нет». Дело возвращается в Москву, на усмотрение Комитета партийного контроля при ЦК КПСС.

После заседания меня спросили, намерен ли я присутствовать при рассмотрении дела в КПК. Да, намерен.

Складывается впечатление, что Комитет партийного контроля и бюро обкома уступают друг другу право и ответственность окончательного решения. КПК в мае как бы дал понять, что не будет возражать, если мое дело пересмотрит обком. Обком в июле как бы дает понять, что не обидится, если его пересмотрит КПК . В этих ситуациях взаимных уступок возрастает непрогнозируемость исхода.

Думаю, что «агрессия» моих обкомовских оппонентов отчасти погашена и твоими шагами. («Нина, совершающая поступки»).³⁹

<…> Профсоюзная жизнь на заводе за это время развивалась драматично. Вкладываю в конверт текст заметки о том, как в нашем цехе «выбирали» цехком.⁴⁰ Собирались обнародовать эту историю в газете «Труд». Но опубликовано будет в заводской газете.

Авторы заметки — члены нашей бригады, которые (вопреки тому, что можно было бы подумать) оказались подлинными инициаторами обращения в газету, а вовсе не я. (Но начальство думает иначе. По выражению одного из администраторов, А. весь завод «поставил на уши»…).

<…> От вмешательства центральной газеты нашу администрацию и профсоюзных деятелей спасло лишь то обстоятельство, что в редакции, оказывается, уже лежит статья московского корреспондента этой газеты о… положительном опыте социалистического соревнования на «Ленпо-лиграфмаше»! Чем был огорчен ленинградский корреспондент «Труда» Д. Струженцов, которому пришлось переадресовать наше письмо в Областной совет профсоюзов.⁴¹

<…> Как видишь, все смешалось и переплелось в нашем доме: партийные, профсоюзные, журналистские страсти. <…> Андр. Ал., 27.07.86

14.7.3. Как у нас «выбирали» цехком

А. Алексеев — корреспонденту газеты «Труд» Д. Струженцову (август 1986)⁴²

Уважаемый Дмитрий Иванович!

<…> В конце июля наш цех № 3 «Ленполиграфмаша» посетила работник Облсовпрофа В. Ф. Власова (если правильно запомнил фамилию). Она расследовала известные Вам скандальные обстоятельства проведения профсоюзной отчетно-выборной кампании. Беседовала со мной, Н. Носовым и С. Русиновым (авторами письма).

Надо сказать, что представитель Облсовпрофа повела себя странно. Мол, конечно, неправильно, когда делегатов профсоюзной конференции не избирают, а назначают… Но это же исправили — провели повторную, «законную» конференцию, с выборными депутатами.

А что касается того, что все-таки конференция, а не общее собрание (в коллективе, где всего-то 165 чел.!), то это-де не противоречит Уставу и инструкции о проведении выборов профсоюзных органов.

Как насчет инструкции — не знаем, но ведь и здравый же смысл есть!

Тут тов. Власова заявила такое, от чего у меня и моих товарищей по бригаде и вообще «уши завяли». Мол, вы же сами просили, чтобы в цехе проводилась конференция, вместо собрания! «Мы — не просили!», — заверили мы.

А она нам: «Треугольник вашего цеха обращался с таким ходатайством в профком объединения».

«Так то «треугольник», а вовсе не мы», — сказали мы ей.

«Вы что, не доверяете треугольнику, разве не вы его выбирали?», — с пафосом воскликнула профсоюзная дама.

«Начальника цеха вообще не выбирают, парторга выбирали не мы, а как выбирают цехком — вы сами видите», — ответил ей, кажется, С. Русинов.

Такую вот демагогию пришлось услышать от ответственного профсоюзного работника. Может быть, у себя в кабинете она и привыкла делать подобные «разносы» своим подчиненным. Но в цехе так разговаривать не годится.

Мои товарищи тут «обиделись» и ушли, не попрощавшись. Меня же тов. Власова еще продолжала «прорабатывать»… пока сама не «обиделась» и не ушла.

Больше мы ее не видели и окончательных выводов Облсовпрофа не знаем. Заметка же наша «Выбирали цехком…» [написанная ранее. — А. А.] была напечатана в заводской газете. Посылаю Вам экземпляр.

Вообще же, весь этот сыр-бор с профсоюзными выборами разгорелся не случайно. Еще в прошлом году К. Кутуева (нашего бывшего профсоюзного лидера) чуть не забаллотировало цеховое собрание: около 40 чел. из 100 0вычеркнули его фамилию в бюллетене.

Возможно, потому нынче и затеяли проводить конференцию вместо собрания.

(Кстати, на этой конференции Кутуев был избран в цехком большинством… 25 голосов из 48; председателем в этой ситуации он уже не стал).

Профсоюз в нашем цехе привык быть на подхвате у администрации. Прав своих он не знает и, похоже, не хочет знать.

В прошлом году возник один трудовой спор, так цехком не принимал заявление в комиссию по трудовым спорам, пока не вмешалась прокуратура. А когда стали разбирать этот спор, то оказалось, что члены цехкома и ведать не ведают, что могут отменить взыскание, наложенное начальником цеха. И вместо цехкома это пришлось сделать генеральному

директору объединения.

Уже в этом году был случай, когда начальник цеха А. Косачев два месяца держал у себя бюллетень одного из членов нашей бригады, который перенес операцию по поводу язвы желудка. Мол, тот перед тем, как лечь на операцию, допустил прогул. Прогул действительно был. Но ведь вопрос о выплате по листку временной нетрудоспособности решает, согласно КЗоТу, профсоюз, а вовсе не начальник цеха. А профсоюз и тут оказался в стороне.

<…> Ну, со всеми этими «художествами» администрации и профсоюзных деятелей в нашем цехе мы и сами разберемся. Хотя, если захотите помочь, то пожалуйста… А вот дама из Дворца труда — далеко, и я прошу Вас принять какие-то меры, чтобы случаи, подобные ее визиту в наш цех, больше не повторялись. <…>

С уважением,

А. Алексеев, 9.08.86

Ремарка: «меры приняты»…

Понадобилось полгода, чтобы на упомянутую критическую заметку в заводской газете отреагировал профком объединения.

11 марта 1987 г. в «Трибуне машиностроителя» был опубликован ответ председателя профкома «Ленполиграфмаша» Ю. П. Стукалова:

«…Критические замечания, высказанные в материале “Выбирали цехком…” (6.08.86) в адрес цехового комитета, администрации цеха и профкома объединения, правильные. На семинаре председателей цеховых комитетов материал был разобран и обсужден.

Решено: оргмассовой комиссии профкома взять под более строгий контроль подготовку и проведение отчетно-выборной кампании 1987 г.».

Как говорится, «меры приняты». (Март 2001).

(Продолжение следует)